"Михаил Литов. Узкий путь " - читать интересную книгу автора

знает... и он смеялся. Я была возмущена, но он улыбнулся... ну, может быть,
в растерянности и некотором бессилии перед такой гадостью. Он неизмеримо
выше, чище тебя, а ты пытался смешать его с грязью.
- Если бы я действительно пытался, я бы сделал это!
- Хочешь сказать, что не помнишь? Не помнишь, что говорил о нем. А ты
вспомни!
Все больше увлекаясь Ксенией, Сироткин не хотел думать о своих прошлых
прегрешениях, отвечать за них и нести наказание.
- Да я, должно быть, спьяну, - пробормотал он, страдая от скверного
душка хлынувшей на него из прошлого грязи и от невозможности выразить,
какое прекрасное, чистое будущее его ждет. - Водка, могло статься,
погрузила в сумеречное состояние, разум очутился во тьме, ну и сболтнул по
неразумию. Но то когда было! А сейчас, погляди, солнышко проглядывает
сквозь тучи, травка зеленеет и стелется, вода на озере плещется, хорошо!
Что же я могу в такое время иметь против твоего Вани?
- Ты завидуешь ему.
- Завидую? Я? - с новой силой изумления и обиды воскликнул Сироткин.
- Он не зарабатывает столько, сколько зарабатываешь ты, но он нашел
себя, он занимается любимым делом, эти книжки, которые он пишет... для нет
на свете ничего важнее их! Знай себе пишет! И никто ему не мешает. Повезло
человеку, да? И с женой, и с книжками. Бог талантом не обидел. Скажешь, что
это всего лишь случай? А я говорю: каждый имеет то, к чему по-настоящему
стремится. Ты со своими тысячами и мечтой о миллионах... что ты имеешь? Ты,
помнится, считался у нас писателем, хотя в действительности им не был. Ты и
сейчас заверяешь нас, что вернешься в литературу, как только наберешь
капиталец. Детские фантазии, пустые мечты! Тебя Бог как раз обошел, с
талантом-то, признай же это, признай и смирись. У тебя только и есть, что
коммерческое безумие да еще, пожалуй, задатки плута, жулика... Но тебе
неймется, тебе хочется выглядеть лучше, чем ты есть, и ты себе в утешение
придумал, что Ваничка Конюхов бездарен. Эх, козлище! Выблевал сужденьице!
По-человечески понятно, когда ты собственную бездарность охватить и постичь
просто-таки не в состоянии и заболеваешь от одной лишь догадки о ней, но
какая, скажи, радость и какое выздоровление в том, чтобы другого, да еще
человека, с которым часто встречаешься и чье вино пьешь, называть за его
спиной бездарным писакой? За спиной ведь, а в глаза ему всегда воркуешь,
сладко поешь. Так вот, видишь ли, Ваничка Конюхов на редкость талантлив. И
ты это знаешь, знаешь не хуже меня, даже если не прочитал ни строчки из
того, что он написал. Но ты его возненавидел с первой минуты, как только он
появился, тебя сводило с ума, что я предпочитаю его тебе, и ты, кажется,
потерял-таки рассудок, когда со всех сторон стали говорить о нем, что вот у
кого бойкое перо, вот у кого дар Божий. Я первая это тебе и говорила, чтобы
помучить тебя, потому что видела, как ты извиваешься, как у тебя все внутри
обрывается от моих слов. Послушай, - странно усмехнулась вдруг Ксения, - а
другого пути у тебя и не было? Только возненавидеть его?
- Верно! - вскрикнул Сироткин с жаром, как если бы тоже внезапно
набрел на истину. - Ты меня совсем замучила, любой взбесится, когда чужая
жена только и знает что хвалить да превозносить в его присутствии своего
мужа.
- И ты решил на весь белый свет объявить, что он никудышний писатель,
что ты всегда это подозревал, а теперь окончательно в этом убедился?