"Михаил Литов. Прощение " - читать интересную книгу автора

С Гулечкой у меня были свои сложности и трудности. Мы встречались, и
она, словно бы в память о перильцах, не отстранялась, когда я брал ее в
руки, и все же в наших отношениях сквозила какая-то зыбкость, какая-то
тоскливая неопределенность. Я все еще ходил в экстравагантных живописцах,
хотя и в прежнем облике рядового служащего, стало быть, вопрос о подарках,
о богатом обслуживании дамы не был снят, и это двусмысленное положение меня
удручало. В неопределенности я винил прежде всего самого себя. Я знал, что
хочу быть с Гулечкой до конца, до самой последней из возможных ступенек, и
в этом не желал никакого притворства. Но камнем висел на моей шее
ресторанный спектакль. Я понимал, что всякого претендующего на нее мужчину
Гулечка рассматривает и исследует прежде всего в свете шансов на
обеспеченную, спокойную и надежную совместную жизнь, а не всего лишь
беспредметных уличных шатаний, и, чтобы без страха и упрека отдаться в руки
такого мужчины, она чувствует себя обязанной предварительно узнать о нем
правду. Гулечка хочет замуж, но не хочет при этом сесть в лужу, и за это ее
трудно порицать. И возможно, моя ложь, от которой я теперь так стремился
избавиться, воодушевила ее, указала ее на меня как на нечто достойное
внимания. Я же, со своей стороны, мнил себя достаточно изучившим ее нрав и
позицию, чтобы предвидеть наиболее вероятные последствия моего
саморазоблачения, - отсюда моя пассивность, с м у т н о с т ь моего
поведения, отсюда неопределенность. Предвидел ли я последствия, когда с
таким рвением готовил фарс и разыгрывал его? Конечно. Но у меня тогда была
непосредственная, как бы неотвратимая цель повести ее в ресторан, тогда у
меня не было иного выхода, и впереди брезжила только надежда, что после
ресторана каким-то неведомым образом возникшее чудесное и приятное
жизнеустройство определит безразличие Гулечки к тому, что я представляю
собой в действительности. Теперь этой надежды нет, ибо чуда не произошло. И
я в безвыходном положении.
Однако я не отчаивался. Ведь речь шла не о том, что нашему с Гулечкой
счастью мешает, скажем, моя жена Жанна и мы вынужденны мучиться, терзаться,
заламывать руки и утешать друг друга, твердя, что ничего-де не поделаешь,
такая вот судьба. Нет, в этом плане как раз никакой драмы и никаких слез не
предвиделось. Куда больнее било то, что я слишком ненавидел свои
обстоятельства вообще, как бы всю свою жизнь и судьбу. Как в том, что
Гулечка тогда над огоньками бездны улыбнулась переворачивающей мою душу
улыбкой, истоки моего последующего странного стиля жизни, так в этой
ненависти к собственным обстоятельствам и в самих обстоятельствах, конечно,
источник нимало не придуманной драмы. Я не знал покоя, а следовательно и
моя любовь, что бы она в действительности собой ни представляла, не желала
знать покоя и компромиссов. Я должен был сказать ей правду о себе - это
первое.
И все-таки первее выходила необходимость взять ее. Я хочу сказать
следующее: я укрепился во мнении, что мое обладание Гулечкой, мое плотное и
основательное вхождение в ее плоть посодействуют развитию ее чувств в
благоприятном для меня направлении и ей тогда труднее будет отказаться от
меня, когда вскроется правда, чем если бы я открыл эту правду сейчас. Иными
словами, я непременно должен был сделать любовь. Разумеется, вся эта
философия, далеко не романтическая и возникшая отнюдь не в лучезарном
сиянии чистейших помыслов, не имела бы места, не будь я поставлен в столь
дурацкое положение и не живи я в постоянном страхе потерять свою Гулечку,