"Михаил Литов. Прощение " - читать интересную книгу автора

Итак, финансовая проблема уладилась. Я уладил ее не без
поучительности, с некоторым даже прозрением в весьма ловкие и
увеселительные способы добывания денег. Но имелась еще одна головоломка:
как одеться, чтобы пройти мимо ресторанного швейцара независимо, а не в
страхе, что он взглянет на меня с презрением или даже отправит восвояси. В
этом никто не мог мне помочь. К тому, в чем я ходил на службу, швейцары
питают, наверное, особую и, может быть, извращенную нерасположенность, ибо
в их глазах это одежда простака. В диких кошмарах ночи накануне великого
свидания, главными героями которых были несметные толпы надменных и
чопорных костюмов, мне все грезилось, что самое надежное и безопасное -
самому быть одетым в гладкую швейцарову форму. Из двух потенциальных
недоброжелателей моего свидания с Гулечкой - собственной супруги и
швейцара - я именно швейцара ставил на первое место.
Утром в моей голове оформилась экстравагантная идея, впрочем,
спасительная лишь в той мере, в какой я мог уповать на присутствие чувство
юмора у людей, с которыми мне предстояло иметь дело. Я решил оставить
бесплодные попытки придать себе респектабельный вид и в основу тактики
моего токования положить самодовольное нахальство юнцов, а в иных случаях и
людей несколько поизносившейся юности, которые называют себя художниками,
поэтами, философами и по части внешнего вида считают своим долгом
эпатировать наше смиренное общество неряшливостью и доходящей до гротеска
безвкусицей. Я никогда не имел ничего против этих забавных ребят, они не
мешали мне влачиться по жизни, а сейчас я даже проникся к ним симпатией и
пожелал без заминок влезть в их шкуру. Я полагал, что подобного рода
публика внушает швейцарам некоторый испуг и благоговение. Я избрал роль
непризнанного, если судить по гневному блеску в глазах и ярким заплатам на
заднице, но на самом деле преуспевающего живописца, и у меня была задумка в
случае, если Августа или дотошная Кира потребуют материальных свидетельств
моего труда, и впрямь что-нибудь на скорую руку накидать на холсте в духе
абстракционизма.
Я вырвал у моли брюки и вельветовый пиджак, располагавшие к выводам,
что я, во-первых, значительно подрос с тех пор, как в последний раз надевал
их, и, во-вторых, последнее, что я в них делал, было близко связано с
малярными работами. Разохотившись и впав в экстатическую иронию, я похитил
из родительского комода ветхую зеленую шляпу с широкими и мягкими полями и
позаимствовал у Жанны какой-то странный предмет наподобие свитера, с
нежными женственными оборочками; и вдобавок обулся в туфли, в которые при
желании влезла бы еще и миниатюрная Жанна. Когда я, закончив этот свой
партизанский и героический по отношению к швейцару туалет, заглянул в
зеркало, моя уверенность, что в семь часов вечера я буду именно на Садовой,
а не в психиатрической клинике, доставленный туда какими-нибудь
сердобольными прохожими, сильно пошатнулась. Но я сумел взять себя в руки.
Тут я не шутя осознал, что собираюсь лицедействовать, и драма, которую
я разыгрывал, переместилась на ступень, где мне было уже не до низких
гаданий, попаду ли я в своем шутовском наряде на Садовую. В первый момент
меня, правда, охватило ликование: ведь я выступлю загадочным человеком, это
будет почти то, о чем я мечтал, к чему меня влекло!
Но в том-то и дело, что почти, тайна, а не вполне, т. е. какая-то, как
ни верти, убогая тайна, надуманная, сочиненная не моей сильной волей и
склонностью к дерзаниям, а скудостью и ничтожеством моих обстоятельств. Я