"Михаил Литов. Прощение " - читать интересную книгу автора

именно незнание бросало меня в пот, заставляло ухмыляться простачком и
дурнем и выдумывать крайности. Я уже словно стыдился себя, своего
присутствия. Я еще не пересек зал, не отошел от двери. Гулечка заметила
меня и поздоровалась.
Произнесла она приветствие без всяких вывертов, вполне благосклонно,
приветливо, обыкновенно, как бы даже с удовольствием, что вот нашелся,
наконец, человек, нарушающий ее одиночество, которое она не любила. Я
поспешил к сцене, испытывая нетерпеливое желание поскорее рассмотреть
выражение ее глаз, проверить все до конца. О нет, она и смотрела на меня
благосклонно, без насмешки, она и не думала смеяться надо мной, а
следовательно, она любила меня, и я был счастлив. Я летел к ней как на
крыльях и в результате, взбираясь на сцену, оступился и упал на пыльный
пол.
Августа звонко рассмеялась, уж больно я смешно перевернулся на спину,
где уж тут ей было сдержаться! Но она вовсе не высмеивала меня, мои основы,
не указывала мне своим смехом на мою несостоятельность, и скажи я, что был
всего лишь благодарен ей за такое снисхождение, это шло бы вразрез с
чувством, охватившим меня. Именно в это мгновение, еще не поднявшись с
пола, я свято уверовал, что ничего ужасного сегодня со мной на самом деле
не произойдет, ничего - даже если я у всех на глазах выкину какую-нибудь
беспримерную глупость. Это было в своем роде чувство вседозволенности, даже
не чувство, а состояние, некая болтающаяся свобода жизни. Я свято уверовал
в эту свободу, а затем еще отдельно и в жизнь, и испытал не только
облегчение, но и блаженство, как настоящий святой. Я поднялся с пола,
украдкой бросив взгляд на обтянутые зелеными чулками ноги Гулечки. Мы сели
коротать время за шахматной партией, и я пребывал в прекраснейшем
расположении духа до тех пор, пока мой безмятежный покой не смутила
тревожная мысль, что скоро мы перестанем быть одни на ярко освещенной
сцене, начнется турнир и Гулечке будет не до меня. Этот острый сигнал
ударил мне в мозг как игла. Я понимал, нужно действовать, но как нужно
действовать? Не могу же я встать и заторопить ее куда-нибудь, где ничто не
помешает нам объясниться.
Не знаю даже, как и рассказать-то о том, что я придумал, история
выглядит не совсем достоверной. Мной завладела мысль о необходимости, пока
мы в зале одни, пока ее не унесли от меня турнирные волны, о с в о и т ь
тайно хотя бы некоторые из исходящих от Гулечки потенциальных возможностей
доставлять мне несказанное удовольствие, как-то скрыто от нее самой
приобщиться к ним, прильнуть. Эта полубредовая идея незримой эксплуатации
ни в чем неповинных гулечкиных ресурсов наглухо заполонила мою душу,
возвысилась даже над устремлением к конечному торжеству. Я сидел сам не
свой, и потом я, осознав, до чего же меня пленяет ее благоухание,
воскликнул:
- Как от тебя пахнет, Гулечка!
- Да что ты! - откликнулась она с иронической усмешкой. - И чем же это
от меня пахнет?
- Пахнет и пахнет, - сказал я и помахал в воздухе рукой, показывая,
что плыву, что моя голова идет кругом, что я, может быть, очарован ею.
Она, однако, не желала так просто оставлять тему, не выяснив, что
именно мне представляется источниками ее запахов. Но в это время моя идея
окончательно оформилась, и я с головой ушел в ее исполнение. Будто бы