"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

усмехнулся с обезоруживающей силой. - Человек замышляет восхождение на
более высокую ступень, а на собственные силы мало надеется и потому ищет
другого человека себе в помощники. Предположим, нашел. И что же? Находит и
тут же начинает воображать этого другого более сильным, более праведным,
чем он сам. Он уже мыслит себя учеником, а этого найденного как бы кстати
человека - учителем, наставником, духовным отцом. Он мыслит себя грязным
животным, а учителя - едва ли не ангелом. Я не беру случаи, когда учитель,
по-своему человек безусловно развратный и жестокий, начинает безнаказанно
совать ученику во все дыры свой член, выдавая это за наставление или
покаянную дисциплину. Допустим, что это исключительный случай и не нам
принимать его во внимание.
- Почему же? - вскрикнул Пастухов.
- Увидишь, почему. Мы говорим об идеале. Учитель наставляет, ученик
внимает. Учитель вяжет и решает, ученик исполняет. Сколько это может
длиться? Бог знает! Вот уже седобородый ученик смиренно подбирает за
учителем ученые какашки. Куда это ведет? Боюсь, этого не знает даже
Господь. Я знаю одно: это невыносимо, это нестерпимо узко! Это все, на что
способен человек даже в высших своих проявлениях!
- Я бы назвал такое положение вещей просто печальным и не стал бы
суетиться и кричать, - продолжал Пастухов возражать с неизбывной
угрюмостью.
- И я называю его печальным, но и плачевным тоже. Милый Петр
Васильевич! Я же не для смеха говорю все это. Ведь ты в прошлый раз своим
рассказом довел меня почти что до слез. В нем что-то бытийное,
затрагивающее самые основы... не идеальное, нет, это было бы уже чересчур,
но идейное, да, ибо преисполнено идейной одержимости. Эта рослая дочь,
вообще ваши крупные фигуры - во всем этом сквозит идеальное даже вопреки
здравому смыслу, но идеальное, конечно, в отрицательном роде, с некоторой
примесью дьявольского начала. Но в любом случае это высоко, грандиозно,
трагично, это берет за душу, даром что... Собственно, я о том, - перебил
себя Обросов, - что и тут дело оборачивается дрянью, непотребством.
Выскажусь с предельной откровенностью. Ведь ты хотел свалить на меня
ответственность, Петр Васильевич, хотя бы часть ответственности, пусть,
мол, Алексей Петрович, вяжет и решает, а я тем временем буду поделывать.
Пусть, - вдруг набычился и заговорил сердито книжник, даже заметно налился
кровью, - мол, пусть Алексей Петрович отдувается в смысле нравственности и
морали, а Петр Васильевич будет себе тем временем с как бы уже успокоенной
совестью обстряпывать свои делишки!
Пастухов оторопело воззрился на зубчатой чашей кружившую над ним башню
монастырской стены, как если бы оттуда, а не под рукой у него вещал,
изливая свой гнев, Обросов. Он не знал, как ему защититься от напрасных
обвинений. Вся его маленькая правда сейчас состояла в том, что он меньше
всего задумывался, кто будет отвечать за содеянное им и за будущие его
дела, и если он так доверительно все исповедует приятелю, то это не для
иной какой цели, кроме как для той, чтобы как-то легче стало на душе и хотя
бы в той или иной степени упростилась жизнь, которую он столь немыслимо
запутал своими странными и в сущности нелепыми, несбыточными покушениями
вернуться в некий чувственный рай, давно утраченный вместе с невинностью.
- Ты же не знаешь, что я сделал после нашей прошлой встречи, после
того, как я тогда высказался! - воскликнул Пастухов горько.