"Михаил Литов. Не стал царем, иноком не стал " - читать интересную книгу автора

внешних, не касающихся сиюминутных проблем семьи или близких людей, это
чаще всего означает медленное и упорное продвижение к критике его,
Милованова, способностей и, разумеется, недостатков. Возможно, Зоя не
всякий раз сознательно подводила к этому, но тогда уж из какого-нибудь
возражения мужа у нее непременно загоралось негодование на преисполненность
Милованова сознанием собственной исключительности. Сейчас Зое и не нужно
было долго вывертываться в поисках проторенной дорожки.
- А ты, Ваня, художником себя называешь, - заговорила она с не
определившейся еще угрозой, но уже неприятным Милованову тоном. - Какой ты
художник! Посмотри на лес, на дорогу, на все эти деревеньки. Вот истинное.
А у тебя? Где в твоих картинах душевное? У тебя, например, грибы. Начнешь
грибы изображать, да и покончить никак не можешь. Грибы маленькие и
большие. Грибы реалистические и грибы фантастические. Мол, серия. А смысл
какой? Одна форма. Гриб у тебя получается, если можно так выразиться,
бесчеловечный, бессодержательный он, стоит на переднем плане картины без
какого-либо отношения к миру подлинных чувств и проблем. Хотя, конечно,
выписан мастерски. Но - одна форма.
- Ну вот, на Ваню напала, - благодушно заметила Любушка. - Ваня еще
нарисует, у него будущее... и это в будущем, а сейчас бы нам просто
насладиться видами, пейзажами...
Милованов улыбался. Иной раз и забавляли его наскоки жены. Вот сидит
немолодая упитанная женщина за рулем, под внушительным задом ее не видать
сидения, короткими полненькими ножками на педали нажимает, самое
существование спутников своих безмятежно ставит в зависимость от своего
умения, а находит время молодиться и затрагивать вопросы, которые не
следует, казалось бы, и поднимать человеку в осеннюю пору его жизни, когда
остается только позаботиться о душе. А она вырывается из капканов,
подставляемых близким концом по имени Смерть, извивается мощно, как на заре
жизни, и хочет перспектив, объяснимо нужных разве что в молодости.
Милованова это умиляло.
- Понесла! Вместо того чтобы культивировать негу, ты вон чем
занимаешься! - воскликнул он шутливо.
Любушка хохотала. Улыбнулась и Зоя удачно найденной мужем словесной
чепухе. Подобные почерпания из области острословия красили их поездки. И
все же Зое было не до смеха, и от кривовато вымученной улыбки одна лишь
бледность потекла по ее лицу.
- Негу? А ты заслужил, чтобы я ее культивировала? Я работаю и много
зарабатываю, а чем и как пробавляешься ты? Эх, Любушка, он ведь придаток,
этот Ваня. А если вдуматься, так самый что ни на есть натуральный присосок.
Паразитирует, сосет из меня кровушку.
- Это уже слишком! - сразу вошел в раж и стал протестовать
Милованов. - Это режет слух. Обо мне этого не говори. Я многое сделал в
живописи, я кучу книг прочитал, у меня, наконец - посмотри-ка! - облик
значительный, как у подвижника или, на худой конец, роскошного
интеллигента. На меня на улице люди внимание обращают, иные смотрят выпучив
глаза, вот это, мол, личность, вот это да, а ты про придатки и присоски!
Что за бессмысленность такая в твоей голове, Зоя?
- Ага, вид. - Зоя посмотрела на него, и Милованов прочитал на ее лице
ожесточение. - А пожили бы эти, которые на улице, с тобой, помучились бы с
мое. Я не с видом и обликом живу, а с человеком, который не хочет