"Михаил Литов. Не стал царем, иноком не стал " - читать интересную книгу автора

выпало решать Милованову, и он еще умел возвышаться над этим заданием, пока
в нем бушевали творческие силы, но что же он в состоянии противопоставить
жене теперь? И потому вопрос о выборе между кремлем и им может быть решен
как раз в отнюдь не положительном для него смысле. Почему бы и нет?
Опомнился Милованов, детскими ему показались все эти предположения
выбора, заигрывания с вопросом, кто кого, с этим якобы тревожным вопросом.
Скорбь легла на его лицо, резче обозначив запутывающиеся в бороду морщины,
и весь он стал как-то темен в сумерках, в своей черной одежде и в своей
тоскливой, как осенний дождь, печали. Снег западал крупнее. Милованов вдруг
осознал, что находится один на обширном пространстве, которое в центре
разрывала громада собора. Снег, тот летел на маленького человека из
мглистой бездны. Зоя и Любушка замешкались у ворот, между округлыми
башнями, уходившими от них в высоту, и о них больше не думал Милованов,
зная, что вернется к ним добрым другом, когда все будет покончено с
посещением кремля. Он взглянул на звонницу, чувствуя, однако, что рядом
собор слишком возносится над ним, и когда он стоял так под снегом, Бог
знает зачем широко расставив ноги и завалившись на правый бок, незаметно
подошла и положила голову ему на плечо Зоя, шепча:
- Красота-то какая...
Милованов обнял жену. Запрокинув голову, он страшными выпученными
глазами смотрел на терявшиеся в небесной мгле вершины храма, и особенно
потрясающим, наступающим на самое его нутро ему казалось то, что стена
собора неуступчиво гладка, до того, что в ее ровности не могло не таиться
отталкивание, указание слишком близко подошедшему к ней человеческому
существу, что тут ему не приткнуться. Снег падал Милованову в рот. Вслед за
его медленным и безотчетным вращением вокруг собственной оси, этой
неуклюжей попыткой как-то подстроиться под нечеловеческий лад сооружения,
ладно поворачивалась и толстенькая Зоя, не строптивая уже, с веселым
изумлением и некоторой даже влюбленностью наблюдавшая за исчезновением
снежинок в ее оторопевшем муже. Приблизилась Любушка.
- Да пора бы уже наконец и пообедать, - сказала она.
- Зайдем в какое-нибудь кафе, - откликнулась Зоя. - Или в трапезную?
Видели? Тут есть трапезная.
- В трапезной дорого, - возразила Любушка. - Никаких денег не хватит.
- А ты откуда знаешь, что дорого и что никаких денег не хватит? Ты
знаешь это как привычный к бедности человек. Это психология бедняка. А был
бы мой муж настоящим мужчиной, вопрос, не рискнуть ли, не зайти ли в эту
трапезную, вовсе бы не стоял. Мужчина еще бы и сверх дал. Официантам
всяким. Чаевые дал бы. Тут нужна широкая натура. Раз уж мы оказались в
таком замечательном месте, не помешал бы, значит, и разгул. Но на него
рассчитывать не приходится, я о своем муже то есть... Я же кормить
дармоедов не собираюсь.
- А, ты и меня записала в дармоеды? - оскорбилась Любушка.
- Он, смотри, молчит, как в рот воды набрал, - обратила Зоя внимание
Любушки на Милованова. - Потому что сознает мою правоту.
- Я устал от вас, потому и молчу, - возразил Милованов.
Зоя живо заинтересовалась:
- И чего же ты хочешь?
- Пойдемте в кафе, - ответил Милованов.