"Михаил Литов. Не стал царем, иноком не стал " - читать интересную книгу автора

предметами мерещилось перелистывание книг, проповедующих высокие и глубокие
мысли, он мысленно перенес себя из теперешнего случайного места домой, за
работу, но не быструю и неизвестно откуда черпающую силы и вдохновение, а
осмысленную, организованную до последнего атома по образцу совершенного
механизма, не материального, разумеется, а духовного. Тяжело, досадно
стоять по дурацкой причине возле магазина, когда как воздух нужна работа.
Но не в этом одном было несовершенство. Вообще ему еще далеко до
совершенства и работает он картины как обыкновенный в сущности человек и
менее всего как ангел. Бог подсказывает что-то невзначай, но не входит в
каждый мазок и даже в законченной работе ничего не говорит о своем бытии.
Возможно, впрочем, что вот эти выпадения из работы, эти поджидания
жены, вознаграждающей себя за обморок покупкой жакета или, на худой конец,
вздохами мечты о нем, даны для подготовки к подлинной работе, по крайней
мере для того, чтобы он остановился, пока его работа не свелась к
механическим усилиям, и угадал, что же в действительности нужно понять и
освоить, чтобы его заботы, движения и мысли достигли наконец предела, за
которым кончается обыденное и начинается настоящее. Красиво падал снег, и
чем больше Милованов чувствовал в нем красоту, уже не внешнюю и одинаковую
для всех, а крутящую узоры прямо над его сердцем, тем яснее он сознавал всю
бедность сделанного им, но в то же время и огромность заключенных в нем
сил.
Зоя вышла из магазина и в счастливом неведении его удаленности в
будущие грандиозные труды показала мужу свое приобретение. На узенькой
тропинке в тепло укрытом снегом сквере она пошла впереди, прижимая к груди
сверток, и Милованов увидел, как она, притихшая и уменьшившаяся от своего
счастья, наклонила низко голову, смотря себе под ноги, и вышагивает мелко,
а все ее существо источает любовь к себе за свершившуюся с ним неописуемую
радость. Эта фигурка даже в своем подавленном и оробевшем восторге от
дарованного ей человеческого женского успеха все же расходовала себя на
отвратительную мыслишку, что муж не понимает до конца ее счастья, а в
каком-то высшем смысле не прочь и испортить ей настроение. Поэтому она
несла радость бережно и ограничено, стараясь не мозолить ею глаза своему
спутнику, но и не подпуская его к ней, взревновав бы сейчас больше к
жакету, когда б ей вдруг пришлось выбирать между ним и мужем.
Она ждала только, чтобы Ваничка поскорее отсоединился от нее работой
или сном, а она могла сполна упиться свалившейся на нее удачей. Засерел
тягостный зимний рассвет за окном, она же все ползала в роскошествах и
излишествах заново открывшегося ей, внутренне глубоко преобразившегося
мироздания и примеряла, каково будет в жакете при том или ином наборе еще
других одежд, уходя с головой в вещи и не сочетаемые, когда пыталась
сложить в одну картину это прелестно сидящее на ней сокровище и печальные в
своей ветхости башмаки или неожиданно представала перед зеркалом в одной
лишь обнове, нагая, с выпяченным животом и пообвисшей грудью. Муж дико
храпел в своей комнате, откатившись от всякого разумного сознания в глухоту
сна, а она все обустраивала скрытость своего счастья и даже образа жизни,
которая отныне должна будет только внешне оставаться прежней, а внутри
извлекать все новые и новые возможности из наличия жакета, ставшего ее
безраздельной собственностью.
Жакет стал ее тайной от мира и тайным средоточием, хранилищем
нарождающихся или пробуждающихся в ней сил. А каково будет весной, когда