"Михаил Литов. Наивность разрушения " - читать интересную книгу автора

- Он был сейчас здесь... мы с ним ходили в магазин, присмотреть, что
можно, к свадьбе, а потом он проводил меня и заглянул на минутку, но он уже
ушел...
Я наморщился:
- Что же ты мне сразу этого не сказала?
- Хочешь, я угощу тебя чаем? - Она всячески старалась не ударить в
грязь лицом, принимая друга Перстова.
- Когда свадьба-то? - выкрикнул я звонко.
- Свадьба? Будет... - с твердым и как бы угрожающим усилием возразила
Машенька, и по ее глазам я понял, что она более чем определенно не советует
мне искать вдохновения среди сомневающихся в близости ее семейного счастья.
Вряд ли я был ей симпатичен. Моя вызывающая нищета напоминала ей о
собственной бедности, такой же вынужденной, как и многое другое в
обстоятельствах ее жизни. К тому же теперь Перстов держал ее в напряженном
прикосновении к миру богатства и праздников, и это обрасывало меня, в ее
глазах, вовсе на уровень полного ничтожества, в мусорную яму, через
которую, однако, ей все еще приходилось то и дело перешагивать. Я сознавал
в ней такое отношение ко мне ясно, едва ли не до надуманности, она же
сознавала его в себе, пожалуй, разве что через опасение, как бы я не
вздумал цепляться за нее и Перстова, повлечься за ними, потрясая правами
старинного перстовского приятеля. В ней работал инстинкт самосохранения,
нравственное чувство молчало; бесконечно преданная Перстову, она с
легкостью, с жестокостью ребенка предавала всех, кто не вмещался в ее
брачный роман. Я согласился на чай; правду сказать, я был ужасно голоден.
- Он такой неуемный, - говорила она, пока я поглощал булочки и
опивался чаем, - такой кипучий, такой фантазер... а какие у него планы!..
Из Арсена хочет переименоваться в Артема... Родители, награждая меня
именем, говорит, полагали, что судьба будет ко мне благосклонна и заморское
имя не покажется смешным, а вышло не так... Думаешь, это только каприз?
- Ему больше нравится называться Артемом, - сказал я.
- Это попытка повлиять на судьбу, победить рок...
- Вот как? Ну, думаю, он предпринимает и более серьезные попытки.
- Конечно! И знаешь, Саша, ему нельзя быть другим, нельзя быть
нерешительным.
Я знал это. Я согласно кивал на все речи Машеньки. Да, я относился к
ней предвзято, недобросовестно, как-то даже неделикатно. Она с головой ушла
в драму, в захватывающую и почти невероятную драму своего жениха, и делает
все, что в ее силах, ради его блага, почти жертвует собой, а я, эгоист,
хочу, чтобы она успевала проявлять живой интерес к моим нуждам, проблемам,
к моей личности, да на том лишь основании, что я связан с Перстовым узами
дружбы, на ее взгляд, давно, быть может, утратившей значение. И когда я так
подумал, меня охватило и обожгло ощущение большой беды, настоящей трагедии,
обнимающей уродливыми железными лапами ее и Перстова судьбу, и собственные
проблемы показались мне ничтожными. Забывшись, опьяненный внезапной
сытостью, я перегнулся через стол, взял тонкую руку Машеньки в свои руки и
сказал с закипавшими в груди рыданиями:
- Я понимаю, я все понимаю, милая!
На ее глазах тотчас заблестели слезы.
- Его семья... - пробормотала она, сокрушенно качая головой, - какие
они несчастные люди... страшно и подумать, что люди могут быть так