"Анна и Сергей Литвиновы. Солнце светит не всем" - читать интересную книгу автора

Больше того, ему самому не раз предлагали деньги за публикацию того или
иного нужного материала. Но таким просителям Дима вежливо, но твердо
отказывал. Может быть, дело было в цене. Сто тысяч долларов ему пока не
предлагали, а десять штук "зеленых" (максимальная цена, на которую его
уламывали) - слишком дешево, считан Дима, за его бессмертную душу.
Лучше быть бедным, но гордым, чем... столь же бедным, но сломленным.
Много ему не требуется. У него есть крыша над головой, кусок хлеба с маслом,
любовь женщины бальзаковского возраста. И пока где-то на свете вызревает для
него гранд-сенсация, сенсация-супер, он будет делать сенсации маленькие.
Вот и сегодня вызвал его главный редактор: "Собирайся, утром летишь.
Триста строк репортажа - парашютисты прыгают на Северный полюс".
- Я с ними тоже прыгаю?
- А кто у нас всем бабам мозги заморочил - сколько у него прыжков да
сколько раз его парашют не раскрывался? Трепался по коридорам? Трепался! Вот
теперь-то за базар и ответишь! Так, что ли, нынче говорят?
Истинно так! - радостно закричал Дима. - Где прикажете выписать
подъемные, полетные и опускные?
- В бухгалтерии получишь. Лети отсюда!

За 160 лет до описываемых событий

Милостивая государыня Анна Николаевна!
Шкатулку сию приказал я доставить Вам сразу после моей кончины, посему
читаете Вы эти строки в те минуты, когда мои бренные останки уже покоятся в
земле. Подернулись ли слезою Ваши глаза, столь прекрасные, сколь, по
отношению ко мне, и хладные? Остались ли Вы равнодушны при известии о моей
кончине так же, как были Вам равнодушны все условия моей жизни? Мне не дано
об этом узнать... Однако к делу.
В шкатулке сей Вы отыщете камень настолько прекрасный, насколько
несчастливый - и столь же драгоценный, сколь и бесполезный. Ни единая душа в
подлунном мире не ведает, кажется, об его существовании. Он принадлежал
несчастному Его Императорскому Величеству Павлу Петровичу и был получен
покойным отцом моим при обстоятельствах весьма трагических. Отец мой передал
его мне перед собственною кончиною, наказав хранить бережно, потаенно и ни
единой живой душе не сказывать о его существовании.
Земной мой путь близится к завершению. Ни единого близкого человека,
кроме единственно Вас, милостивая Анна Николаевна, у меня нет. Было бы
дерзостию неслыханной ставить Вам условия хранения сего драгоценного
предмета, Вы вольны делать с ним все, что душе Вашей угодно будет - да
только думаю я, что из уважения к памяти если не моей, так отца моего, Вы
вспомните, милостивая государыня Анна Николаевна, об его завете. Примите сей
дар как знак того, что одна Вы были и остаетесь свет моей жизни. Если бы
знали Вы, милостивая Анна Николаевна, с каким наслаждением пал бы я к Вашим
ногам, дабы обнять Ваши колена, изливаясь в бесполезных чувствах!.. Простите
мне мою дерзость, ибо Вам известно, как любил я Вас при жизни - точно так же
буду любить и за гробовою доскою, и, быть может, любовь моя оградит Вас от
многих печалей.
Ухожу смиренный перед Богом, людьми и Вами, бесценная Анна Николаевна.
Истинно преданный Вам до гроба
Иван Бологовский.