"Борис Лисицын. Свиток Наафранха ("Возвращение Ктулху") " - читать интересную книгу автора

попрощавшись, вышел на улицу. На трамвае я доехал домой и сразу лег спать.
Часов в шесть вечера мне позвонил заведующий кафедрой. После упрека в
том, что я не выполнил его последнее распоряжение, на меня обрушился град
обвинений, начиная от участия в скандальных историях на кладбище и в склепе
Натингейлов и заканчивая глупыми фокусами в музее. Вейсман говорил о
каких-то судах, которыми грозили посетители музея за причиненный моральный и
физический ущерб. "И что я скажу страховой компании?" - с отчаянием вопрошал
он. - "Полиция тоже желает знать, в чем дело". Далее покатились напоминания
о моем халатном отношении к работе в Университете, безразличии к
педагогическим обязанностям, систематических опозданиях, частых прогулах,
приходе на работу в нетрезвом состоянии и распитии спиртного на рабочем
месте, недостойном поведении по отношению к студенткам и сотрудницам
университета и еще великом множестве моих мнимых и действительных
прегрешений. Гневная филиппика закончилась угрозой уволить меня. "Сэр, вы не
допустите меня к экспедиции в Палестину?" - спокойно спросил я. "Об этом не
может идти и речи". "Тогда всего хорошего", - и я повесил трубку.
Позже позвонила Мэгги. До сегодняшнего дня этот беспрецедентно
неожиданный факт вызвал бы у меня волнение и, пожалуй, даже радость. Но
теперь у меня не было особого желания беседовать с ней. Мисс Вейсман
принялась уговаривать меня срочно связаться с ее отцом и постараться уладить
наш конфликт, пока не поздно. Ранее часто очаровывавшая меня тональность ее
голоса теперь утомляла меня своей никчемной настойчивостью и какой-то
глуповатой сердечностью. Я спокойно выслушал все обещания помочь мне и
вежливо ответил, что весьма признателен ей за участие в моей судьбе. Однако,
со своей стороны, я не вижу в этом существенного смысла.
- Как вы можете так безразлично относиться к себе? - всхлипнув,
спросила Мэгги.
- Я отношусь к себе так же, как к вам, - невозмутимо промолвил я. -
Ровно отношусь.
- Да что же это значит?
- Ну, то есть как к элементу объективной реальности, - каким-то чужим
голосом ответил я и прервал связь.
Я еще долго лежал на кровати, смотря в потолок. В голове у меня не было
ни одной мысли, кроме заполонившего все сознание ощущения того, что моя
жизнь завершена. Когда за окном уже перестали греметь трамваи и слышаться
человеческие голоса, я покинул свою квартиру и медленно двинулся по мокрой
от дождя улице. По дороге я купил в ночной лавке бутылку джина и последовал
дальше по своему неведомому маршруту, которым меня вела какая-то космическая
тоска.
На душе у меня было мрачно и пусто. Я не очень удивился, когда в
какой-то момент, пытаясь извлечь из опустевшей бутылки еще хотя бы каплю,
сообразил, что нахожусь у Северного кладбища, расположенного довольно близко
от моего жилища. Ворота кладбища были почему-то распахнуты, сторож и собаки
отсутствовали, и я вошел внутрь.
Долгая прогулка между рядами могил утомила меня, и я решил немного
посидеть. Вокруг не было ни одного фонаря, и только большая Луна
иллюминировала своим зеленоватым призрачным сиянием унылый, залитый мутной
дымкой тумана пейзаж, расстилающийся во все стороны на много ярдов. Меня
окутала тишина, которую можно было с полным основанием назвать мертвой. Лишь
безразличный ветер играл листвой деревьев и шелестел покрывающей надгробные