"Дмитрий Липскеров. Последний сон разума (роман)" - читать интересную книгу автора

- Где шлялась?
- Что значит шлялась? - обиженно скорчила личико Елизавета.
- Ты бы хоть в зеркало в лифте посмотрелась! - попенял отец. - Губы
кто-то до синевы обсосал!
- Чего ты к ней пристал? - встряла в разговор жена, и тут Митрохин
разозлился:
- Тебя кто-нибудь спрашивает?! Чего ты лезешь, когда я с дочерью
разговариваю! Проваливай на кухню!
- Ишь, разбушевался! - отреагировала жена со страхом и, бурча что-то для
самодостоинства, ретировалась на кухню, где принялась тереть мойку хорошим
моющим средством.
Из кухни она слышала, как муж ругает дочь шлюхой, как та, сопротивляясь,
театрально кричит в ответ, что любит! Вслед за этим заявлением раздался
звук, квалифицирующийся как сочная оплеуха, и заявление мужа: "Ты нам еще в
пятнадцать лет гаденыша в подоле принеси!"
- И принесу! - ответствовала гордячка Елизавета.
- Сначала прыщи со лба выведи!
Хлопнула входная дверь, и жена Митрохина поняла, что ушел Мыкин. Также
женщина поняла, что секса сегодня не будет, так как нет совместного
единения, да и понедельник завтра, мужу вставать рано...
Скандал между дочерью и отцом продлился еще с полчаса, пока они не
примирились от усталости и Митрохин из милости не предложил Елизавете
привести в дом неумелого целовальщика и охотника до дочкиных прелестей.
- Посмотрим, что это за хахаль!
Напоследок он поинтересовался, где лифчик, подаренный им и матерью на
Елизаветин день рождения.
- Не волнуйся, пап, - ответила дочь. - В сумке.
Далее семья разбрелась по комнатам на ночной отдых и женины выводы
оправдались - Митрохин отвернулся к стене сразу и, не сказав "спокойной
ночи", заснул.

Постепенно сом Илья окончательно успокоился от своего присутствия в
водоеме. Он был самой большой и умной рыбой, а оттого быстро нашел место,
где прокормиться.
Какой-то настырный старик решил выловить из карьера рыбу поблагороднее, а
потому наварил пшенной каши и прикармливал место, вываливая в воду пшено
кастрюлями.
На кашу сплывались всякие рыбки-плотвички, но при виде огромной
незнакомой рыбы бросались в разные стороны незамедлительно.
Илья поедал кашу и немного расстраивался, что его, абсолютно мирного,
боятся. Он с удовольствием поделился бы провиантом с остальными, тем более
что разваренного пшена было в избытке и хватило бы всем. Но мелочь пузатая
не отваживалась приближаться к новому и очень грозному с виду поселенцу.
Все как в жизни, размышлял Илья посасывая комочки каши. И в жизни был
один, и здесь один.
Однако он не загрустил от такого вывода, а наоборот, было в этой
стабильности что-то правильное, постоянное и неизменное. Чувство новизны
Илья испытывал от своего облика, и этих эмоциональных ощущений татарину
хватало сполна. Его мозг, раненный в юности, отгородившийся от всех
чувственных взлетов, реагировал на превращение как на что-то, лишь слегка