"Виль Липатов. Повесть без начала, сюжета и конца..." - читать интересную книгу автора

конторы из-за бездорожья роскошной машине предпочитало "газик", единственная
"Волга" была почти новой, необъезженной, пахла внутри волнующим запахом
нового автомобиля, не скрипела и не стонала, мотор почти не шумел, а шофер
дядя Коля сидел за рулем словно на вертящемся стуле бара и одет был
соответственно: при пыжиковой шапке и в синтетической спортивной куртке.
- Прошу садиться,- тонким голоском пригласил он, открывая сразу две
двери, заднюю и переднюю.- Мы вашего сыночка, Нина Александровна, впередочку
поместим. Пусть поимеют удовольствие.
Ничего противнее, чем Борька, усевшийся на переднем сиденье черной
"Волги", Нина Александровна давно не встречала. Это был маленький
высокомерный сноб с остро прищуренными глазами и надменной улыбкой на губах,
как бы отштампованных с материнских. Усевшись в машину, Борька сразу
развалился, по сторонам не глядел и уже на выезде из ограды собственного
дома не узнал приятеля, с которым ежедневно катался на коньках. Ей-богу,
Борька через три секунды после отъезда от дома стал похож на бывшего
механика сплавной конторы Булгакова и даже на родную мать посматривал
рассеянно: "Едете со мной? Хорошо! Да, да и еще раз да! Сидите, сидите, я
вас не вызывал..."
До райцентра было двадцать восемь километров неасфальтированной, но
ровной дороги, проехали они это расстояние быстро, но Борька успел своим
видом до того измучить Нину Александровну, что на полдороге она, сдерживая
бешенство, сказала дяде Коле:
- Остановите машину, пожалуйста.
Когда же "Волга" послушно замерла, она, сославшись на то, что ее
укачивает на заднем сиденье, поменялась с Борькой местами но и это не
помогло: на заднем сиденье мерзавец сын и вовсе смахивал на министра:
насупился и собрал на лбу мудрые морщины. Нина Александровна перестала
оборачиваться и смотреть в зеркальце заднего вида: "Плевала я на этого
поросенка!"
Так они и доехали до районной больницы, где отец Борьки и ее бывший муж
работал главным врачом и где он сейчас лежал с какой-то хворобой. Заранее
обдумывая этот визит, Нина Александровна собиралась скромно обратиться в
регистратуру, разведав палату, в которой лежит ее бывший, но по закону
настоящий муж, выпросить для себя и Борьки халаты и пойти к Алексею. Однако
на деле все произошло иначе: Нина Александровна и отстававший из важности
Борька только еще поднимались на крыльцо, как вокруг них уже возникли
демонстрации, шествия, звучали фанфары и поднялись праздничные стяги.
Нянечки, сестры, работники регистратуры, гардеробщицы, врачи, сторожа,
библиотекарши и прочий больничный народ как бы случайно, но кучками
проходили мимо родного сына главного врача, глядели на Борьку словно на
индийского принца, а Нину Александровну открыто ненавидели. Этому не было ни
конца, ни края, и щеки у Нины Александровны затвердели от гневного румянца,
пока она с Борькой шла до гардероба, сопровождаемая нянечкой, которая от
презрения к гостье и от жалости к Борьке елейным голосочком пела:
- Сюдочки, Нина Александровна, сюдочки! Боренька, не трогай стеночку
пальчиками - вдруг инхвекция!
Другая нянечка - толстая, монашеского обличья, купеческой чванливости -
провожала их до палаты, где лежал бывший муж. Эта от визита Нины
Александровны была чрезвычайно взволнована и, шагая впереди, умудрялась
гигантской спиной выражать лютое презрение к Нине Александровне, а Борьку за