"Виль Липатов. Повесть без начала, сюжета и конца..." - читать интересную книгу автора

ездивший за деньгами в райбанк. Она села на заднее сиденье, забилась в
уголок; вызывая этим удивление и оторопь у шофера и кассирши, доехала до
дома, а не до дирекции молча, со стиснутыми зубами, все время повторяя про
себя одну и ту же фразу: "Первый звонок! Первый звонок! Первый звонок!"

После ноябрьских праздников в новом современном доме застеклили окна,
провели во все комнаты водяное отопление, в кухне и коридоре застлали полы
разноцветным линолеумом, а еще через неделю по центральной улице Таежного -
на виду у всех - провезли большую белую ванну, первую в поселке. Сразу же
после установки ванны в дом пришли маляры, и в Таежном стали поговаривать о
том, что после Нового года или чуть позже дом будет готов к сдаче, да и
Сергей Вадимович говорил то же самое, добавляя с усмешкой:
- Мистер Булгаков не дремлет! На днях в райком пойдет коллективное
письмо о том, что Ларин ворюга и обогащается за счет государства.
Сергей Вадимович после ноябрьских праздников домой стал приходить минут
на двадцать раньше обычного, не пропускал ни одного ледового купания, по
утрам с углубленным видом прочитывал целиком три страницы "Правды", он еще
больше прежнего повеселел, был по-мальчишески легок, несерьезен и как-то,
полушутливо-полусерьезно, фатовато подмигивая, сообщил Нине Александровне:
- А твой Сереженька молодец! Боюсь, как бы мне не вручили за третий
квартал а-а-громадную премию. Это, знаешь ли, и честь и нема-а-а-лые деньги.
Не купить ли нам, понимаешь ли, пианино да не нанять ли для Борьки
учительницу музыки? Хотя бы эту старую грымзу Марию Казимировну. Люблю,
знаешь ли, когда бренчат что-то рояльное...
С Борькой, на взгляд Нины Александровны, все пока обстояло
благополучно, хотя сын по-прежнему удивлял ее мудрой взрослостью, так как
крохотный мальчонка, внешне очень похожий на Нину Александровну, за два-три
месяца сумел установить совершенно точные, по-умному необходимые отношения с
отчимом. Борька демонстративно "уважал" Сергея Вадимовича, был, конечно,
признателен ему за пистолет и прочие материальные радости, но держал себя
так независимо, точно постоянно твердил: "Ты отчим, я Борька, вот и все, вот
и очень хорошо, и давай-ка жить каждый по-своему". Вместе с тем сын не
избегал Сергея Вадимовича, охотно гулял с ним, но не горевал ни секундочки,
когда отчим был занят. Одним словом, в доме существовало двое мужчин -
каждый отдельно, каждый сам по себе.
- Характер! - однажды уважительно сказал о нем Сергей Вадимович.-
Высоко о себе разумеет молодой человек-с... А вот геркулесовую кашу я его
заставлю лопать!
- Каким образом?
- Самым простым.
И через несколько дней после этого разговора, укладывая сына в постель,
Нина Александровна услышала нарочито громкий и четкий голос Сергея
Вадимовича:
- Мои подвиги объясняются, знаете ли, геркулесовой кашей.
У мужа в это время был в гостях плановик Зимин - подхалим и сплетник,
забежавший к главному механику якобы по необходимости, но на самом деле для
вербовки нового работника в группу оппозиционеров, почему-то воюющих с
главным инженером; начал плановик с того, что выразил Сергею Вадимовичу
восхищение его зимними купаниями: "У вас, Сергей Вадимович, исключительно,
грандиозно, невыразимо мощный организм, но это так понятно - вы такой