"Виль Липатов. Смерть Егора Сузуна" - читать интересную книгу автора

что-то непотребное, относит в гардероб и бросает в дальний угол.
- Ух, какой я сердитый! - вслух произносит он.
Затем Егор Ильич идет умываться; выливает на себя бог знает сколько
воды, до краснины растирает плечи и грудь, причесывает волосы частым
гребешком, усы - специальной щеточкой и возвращается в спальню. Здесь он
начинает одеваться перед зеркалом, и происходит чудо - Егор Ильич
преображается. Вот стоял в спальне старый человек, у него были тонкие ноги,
неширокие плечи, порядочный животик, но вот человек натягивает на ноги синие
диагоналевые галифе, надевает китель, сапоги и становится другим. Плечи у
него широко распахнуты, голову гордо подпирает тугой воротник. Пожилой
человек с плечами военного, лихой в прошлом рубака и кавалерист, сабли
которого боялись враги, а усов - девушки, медленно поворачивается перед
зеркалом. Взгляд пристально-властный, повадка начальственная, рот сжат
упрямо, сапоги не скрипят, но, если понадобится, заскрипят так, что поневоле
сделается холодно от их сурового скрипа.
Странно, Егору Ильичу шестьдесят восемь лет, но у него на лице нет
морщин; вместо них у губ, на лбу и подбородке залегли крупные и глубокие
складки. Та, что на лбу, придает лицу Егора Ильича некоторую трагичность, у
губ - выражение начальственности, властности, а складка на подбородке -
упрямство. Нос у него, пожалуй, курносый, губы - добродушно-полные, глаза -
веселы и хитроваты.
- Кхе-кхе! - грозно кашляет Егор Ильич. - Это тебе, матушка, не
тюрли-мурли!
Звонко поцокивая подковами сапог, он выходит из спальни, стройно неся
маленькое, крепкое еще тело, шагает чуть ли не строевым шагом к кухне. У
дверей он останавливается, двумя движениями рук размахивает и без того
торчащие усы, одергивает китель и... Он не сразу входит в кухню, а несколько
мгновений стоит перед дверью, собираясь с духом и наливаясь строгостью.
И китель, и хромовые сапоги, и торчащие усы, и строгость во взгляде ему
нужны для того, чтобы победить в изнурительной и беспощадной войне с
Зинаидой Ивановной; войне этой - три месяца и два дня. Это не первая война,
которую пережил на своем веку Егор Ильич, но это не самая легкая война. Если
говорить откровенно, то и утренняя ходьба на месте - тоже один из этапов
этой борьбы. Это, собственно, начало того, за чем идет и китель, и хромовые
сапоги, и строгая улыбка сквозь чапаевские усы.
Сурово сдвинув брови, Егор Ильич открывает дверь в кухню, торжественным
шагом проходит к столу и, не дав жене опомниться, приказывает:
- Кофе, хлеб и масло!
Он краешком глаза следит за выражением ее лица и удовлетворенно
улыбается: ошеломленная, она молчит. "Вот что значит внезапность
нападения! - думает Егор Ильич, садясь на место. - Еще один рывок - и наше
дело побеждает!"
- После завтрака пишу письма, потом иду на стройку! - властно
продолжает он. - Расстановка сил окончательная, обсуждению не подлежит!
Теперь, когда плацдарм занят, основные силы подтянуты и победа явно
клонится на его сторону, Егор Ильич позволяет себе с легкой улыбкой сказать:
- Вот так-то, матушка!
А матушка уже приходит в себя - наливает ему кофе, намазывает хлеб
маслом и придвигает к нему; выражение лица у нее непонятное - то ли
смирилась, то ли готовится к чему-то, - но лицо у нее спокойное. Зинаида