"Виль Липатов. Шестеро" - читать интересную книгу автораводители подошли к машине, уже улыбался - немного криво и неуверенно.
- Карамболь, граждане, маленькая неувязочка. - Он немного помедлил, словно ждал, покажется ли из кабины Свирин, и продолжал весело: - Все в порядке, ребята! Давай по машинам! Время нечего тратить! Давай, давай! Это уже был прежний Гулин - тот, что шутил с молодой женщиной, рубил завал, толково и умело распоряжался на стоянке: опять весело щурились его глаза, смеялся рот, стройная фигура полна энергии, движения, ловкости. - Давай, ребята, по машинам! И трактористы послушались его, завернули назад, посмеиваясь над случившимся. Надо же так! Чуть не завалились в овраг, было бы работы всем. Старший Захаренко ворчал: - Як маленькие, а мы потом расхлебывай. Легка работа - дизеля из оврага таскать. Тросы размотай, зацепи, зачокеруй да потом обратно - собери, сверни. - Заснули, та и вся недолга, - вмешался младший брат. - Горилка в голову ударила. Этот Гулин насчет горилки не приведи боже! Наверное, еще бутылка была спрятана. Снова на север двинулись тракторы. Прикрыв глаза, дремлет Свирин, но Гулина не обманешь - видит, как у соседа изредка вздрагивают ноздри, дыхание неровное, тяжелое. Напряженно думает Свирин, согнав на лбу две глубокие вертикальные морщины, но просвета нет, нет определенности, к которой привык он за сорок лет жизни. Вчера все было ясно: начальник отдела снабжения треста поручил ему провести колонну машин в Зареченский леспромхоз, долго расспрашивал, знает ли дорогу, а когда убедился, что знает, еще раз заглянул в какую-то бумажку Свирину дальнейшее: поведут они машины по тайге логами, веретями, полями; будут мерзнуть, если ударит мороз, бороться со снегом, если разгуляется пурга, - все как обычно. Знакомо это Свирину, как половицы родного дома. Теперь же сумятица мыслей. Сидит рядом чужой, незнакомый человек, перекатывает в зубах папироску, то и дело косится на Свирина: не открыл ли глаза, не повернулся ли? Неизвестно, какими путями забирает этот человек его, свиринскую, волю в свои руки. Не верится теперь Свирину, что всего десять минут назад невозмутимо-спокойное лицо Гулина плясало в гримасе бешенства. - Слушай, Свирин, - вдруг тихо говорит Гулин. - Ты не психуй. Я, брат, погорячился. Да брось представляться - проснись! Он шевелит Свирина за плечо. Ласково это прикосновение, но в то же время требовательно, нетерпеливо. Быстро, точно захлебываясь, Гулин продолжает: - С детства я такой... Через свой характер много перенес. Не люблю, когда надо мной командуют. Так не люблю, что сил нет. Я правду говорю, Свирин, ты мне верь... - В голосе Гулина задушевность и печаль. Словно жалуется он родному, близкому человеку и ждет от него таких слов, которые сразу помогут, облегчат боль. - Я ведь себя не помню! Вот от души говорю, Свирин. Себе не рад. Он помолчал и добавил: - Я ведь тебя и вправду мог задушить... - Ив этих словах прозвучала новая нотка, как будто Гулин удивляется своей исключительности, но эта нотка тонет в дружеской, требующей сочувствия жалобе: - Ты, брат Свирин, забудь |
|
|