"Виктор Сергеевич Липатов. Краски времени (сборник очерков о художниках) " - читать интересную книгу автора

пожалуй, не верит в то, что справится с Голиафом. Он предпочитает лз
относительно спокойного далека жалить своей улыбкой дураков, которые "держат
в своих руках кормило государственного правления и вообще всячески
процветают". В отличие от слепо восхищающегося художника Эразм не видит в
Реформации избавления от всех бед. И не очень верит Лютеру. Почувствовав
это, Дюрер охладевает к столь похожему на него самого Эразму. И хотя
последний прямо или косвенно настойчиво напоминает о своем желании иметь
гравированный портрет: "кто не мечтает о портрете работы столь великого
художника", - великий художник тянет, отмалчивается. И лишь через пять лет
создает гравюру на меди Эразм на ней постаревший. Ушло молодое, задорное
ощущение жизни, резко углубились морщины, лицо увяло и поскучнело. Не
всесильный, не всезнающий, не играющий с жизнью - Эразм похож на человека,
пришедшего написать несколько грустных прощальных слов в толстом фолианте.
Конечно, не было перед художником живого Эразма, портрет рисован с медали.
Но не было прежнего молодого задора и у самого художника.

...Снятся Дюреру огромные потоки воды, падающие с неба. Он просыпается
в страхе. Сон - вещий. Всемирного потопа, правда, не случилось, но потекли
вокруг него реки крестьянской крови. Вспыхнувшая по всей Германии великая
Крестьянская война была подавлена. Дюрер, наверное, никогда бы не встал под
знамя, на котором изображался крестьянский башмак с развевающимися шнурками.
Он учил остерегаться чрезмерного. Он устрашился, но желание оставаться
рыцарем Истины победило. Написанный им трактат "Руководство к измерению"
спешно дополняется "Проектом памятника в честь победы, одержанной над
крестьянами". Дюрер заговорил эзоповым языком.
Проект мнимого памятника - сплошная насмешка. Колонна из горшков,
навозных вил, клети с курами, снопа. На вершину вознесен крестьянин,
пронзенный предательским ударом меча в спину. Не деревенский неотесанный
мужлан, чьи повадки Дюрер замечал прежде с превосходством горожанина, но
ровня художнику, человек труда, глубоко задумавшийся о бурных событиях века,
о нелегком пути к свободе, равенству и братству. Крах чаяний, запах
крестьянской крови заставили его тяжело уронить голову на ладонь. Тут-то
его, безоружного, и настиг вражеский меч.
Это был приговор и феодальной системе, и Лютеру, предавшему движение, и
даже самой Реформации, превращавшейся в погоню за инакомыслящими, в
бесконечные споры о библейской букве.
Дюрер пишет свою последнюю картину-завещание "Четыре апостола". Он
послал к нам, далеким потомкам, своих современников - людей мятежа и
преобразований, мыслителей и борцов, сознающих высшее назначение своего
существования. Людей Реформации и великой Крестьянской войны. Грубая
мужицкая сила органично соединяется с тончайшими проявлениями ума и силой
страсти. Струится к нам ток напряженнейшей человеческой мысли, и мы садущаем
ее беспокойство и величие.
Дюрер подписал картину: "Все мирские правители в эти опасные времена
пусть остерегаются, чтобы не принять за божественное слово человеческие
заблуждения".
Божественное слово истины выше тиранов и лжепророков.
Курфюрст Максимилиан I, в чьи руки впоследствии попала картина, велел
подпись отпилить, понял ее точный смысл... Дюрер грустно улыбается,
вспоминая пылкие слова гуманиста Ульриха фон Гуттена: "...умы пробуждаются,