"Виль Липатов. Серая мышь" - читать интересную книгу автора

стаканов так, что в последней бутылке не осталось ни капельки, а стаканы
содержали ровно по сто тридцать шесть граммов.
- Зачинаю!
Ванечка начал священнодействовать. Он ногтем прочертил на бутылке
только ему видимую черту, зачем-то встряхнув и взболтав водку, обвел
приятелей значительным, важным, надменным взглядом. Он уже было наклонил
бутылку к стакану, чтобы наливать, но Витька Малых задержал его руку.
- Ты ровно не разливай, Ванюшк! - сказал он. - Ты мне чуть плесни, а
Семену поболе набухай...
- Хрена ему! - злобно закричал Устин Шемяка и погрозил Витьке
волосатым кулаком. - Я на свои кровные кажного поить не хочу... Хрена ему,
пьянюге несчастному!
Семен Баландин этого вопля не услышал: привалившись к плечу Витьки
спиной, закрыв глаза и свистя горлом, он находился в полуобмороке, в
полузабытьи; пористое, вздутое водянистой подушкой лицо Семена с
прозрачными мешками под глазами, с чернотой обуглившихся губ и дрожащей
кожей было таким страшным, что Витька, махнув рукой, потупился.
- Ты бы не кричал, Устин! - после небольшой паузы рассудительно
сказал Ванечка Юдин. - Ты бы не орал, ежели в этом деле ни бельмеса не
понимаешь... - Он поставил бутылку на землю, покачал головой. - Семен
могет запросто помереть, если ему дозы не дать... Небось помнишь
парикмахера Сашку? Отчего он перекинулся? Вот то-то же!.. Сашка оттого
перекинулся, что дура-баба ему опохмелиться не дала! - Ванечка осуждающе
пожал плечами, посмотрел на сиреневую руку. - Ушной врач так и говорил:
"Дай, говорит, дура-баба Сашке опохмелку, он, говорит, меня бы попреж под
бобрик стриг"... Так что ты дура, Устин!
Четырех приятелей обнимала подкова веселых от солнца молодых елок,
над ними сияло яркое и тоже молодое небо, под ними тихо-тихо текла великая
сибирская река Обь, вздымающаяся к небу, как море; шел по реке буксирный
пароход "Литва", на деревянных баржах вращали крыльями ветряки-насосы,
пароход деловито бил по воде плицами и шипел паром; ходил под яром по
песку пожилой человек в красных плавках на загорелом теле - то приседал,
то пружинисто вскакивал, то падал грудью на землю. Это делал утреннюю
зарядку директор шпалозавода Савин.
- Семен Василич, держи! - великодушно сказал Ванечка. - Грамм сто
семьдесят тебе набухал...
Однако Семен Баландин и на этот раз не услышал - сидел неподвижный,
бледный как смерть, и Витьке Малых пришлось пошевелить плечом, чтобы он
пришел в себя. Почувствовав толчок, Баландин выпрямился, медленно
повернулся к Ванечке Юдину и вдруг испуганно и нервно расширил мутные
глаза - увидел водку. Глядя на бутылку, он делал мелкие глотательные
движения, стиснув губы, вздрагивал так, словно его колотила лихорадка.
- Похмелись, Семен Василич!
Еще раз вздрогнув, Баландин неожиданно для всех вскочил, прикрыв рот
ладонью, бросился в гущу молодых елок, извиваясь и стеная, начал блевать
на землю; он три дня ничего не ел, только пил, и сейчас Семену рвотой
выворачивало внутренности, из желудка поднималась ядовитая желчь,
пузырилась на губах, дыхание прерывалось, и все это было так тяжело, что
приятели Баландина, отвернувшись от него, стали глядеть на утреннюю реку.
- Ну, чего, Семен Василич, проблевался? - деловито спросил Ванечка,