"Виль Липатов. Серая мышь" - читать интересную книгу автора

замыкая шествие, продолжал петь про моряка, который приехал на побывку.
Четверка пока еще шла по улице бесцельно, Ванечка Юдин только
глубокомысленно морщил лоб, что-то соображая, но все равно в кошачьих
движениях приятелей ощущалась подспудная осмысленность, в отрешенной
задумчивости читалась предопределенность действий, в осторожном шаге -
вкрадчивость.
Четверо приятелей, как выражался Устин Шемяка, "шакалили", то есть
искали возможность еще раз выпить... В уютных, веселых от солнца,
спокойных по-воскресному домах скрывались рубли и трояки, таилась
самогонка, старела до кондиции хмельная брага, остывали на льду погребов
заранее купленные бутылки водки. Поселок Чила-Юл походил на крепость,
которую четверке надо было взять - где длительной осадой, где хитростью и
коварством, где измором и угрозами. Поселок Чила-Юл был богат, как всякий
поселок, где жили рабочие шпалозавода, получающие ежемесячно по
двести-триста рублей, держащие коров и свиней, большие огороды, умеющие
рыбачить и охотиться; люди в поселке не любили считать деньги, охотно их
тратили, хотя зарабатывали нелегким, а иногда и опасным трудом. Жители
рабочего поселка Чила-Юл были по-сибирски щедры и размашисты; если гуляли,
то гуляли широко, если одаривали, то щедро.
Приятели шли теперь так: впереди шествовал Ванечка Юдин с
озабоченными морщинами на лбу, за ним грозно двигался Устин Шемяка, на шаг
отставал от него удивляющийся миру Семен Баландин, а еще шагов на пять
позади всех напевал про моряка Витька Малых, и это было такое расположение
четверки, какое можно было наблюдать каждое воскресенье после первой
бутылки водки.
Поселок Чила-Юл уже проснулся. Почти во всех дворах дымились летние
печурки, бегали по улицам ребятишки, перекликались через заборы женщины,
старики на скамейках вели уже довольно оживленный разговор, а во дворе у
рамщика Василия Сопрунова все семейство уже сидело за дощатым, врытым в
землю столом.
Мимо двора Сопруновых четверка прошла тихо, безмолвно, с опущенными в
землю глазами; когда дом их за высоким забором остался позади, Ванечка
Юдин, захихикав, сказал:
- Василь-то Егорович-то - бухгалтер! Его-то баба кажный раз в
орсовском магазине концерву берет, что называется "Сиг"... Три банки
берет, чтоб кажному по полбанки... А заместо чая они какаву... Значит,
стакан, в него - три ложки какавы да три ложки сахару... И давай пить!
Устин Шемяка злобно усмехнулся.
- Не бреши! - сказал он. - Об прошлое воскресенье Сопруниха концерву
"Мелкий частик" брала! Это тебе как?
- А никак!.. Почто бы она стала брать "Мелкий частик", когда
Василь-то Егорыч с четверга бонами займался и, значится, дома был. А ему
"Мелкий частик" и не кажи - ему "Сига" давай!
- Опять же не бреши! В четверг Василь Егорыч на погрузке был.
Четверо остановились, сгрудившись в кружок, стали глядеть друг на
друга вспоминающе и задумчиво, словно что-то потеряли; в молчании прошла,
наверное, минута, потом Ванечка проговорил хлопотливо:
- Как же это Василь Егорыч в четверг был на погрузке, ежельше сто
восьмую баржу кончили в среду вечером? Вот это ты мне беспремен растолкуй,
Устин!