"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

повествования в целом, потому что повествование переносится из плана, до
того казавшегося реалистическим, в план вымысла и даже фантастики. В обоих
случаях перемещение - это кратер, центральное событие повествовательного
корпуса, эпизод с максимальной концентрацией жизненного материала, и он
заражает все вокруг неким свойством, которым прежде текст вроде бы не
обладал. А разве не то же самое происходит в "Превращении" Кафки, где о
чудесном событии, преображении бедного Грегора Замзы в ужасное насекомое,
сообщается в первой же фразе рассказа, благодаря чему текст с самого начала
переносится в фантастический план.
Это примеры перемещений внезапных и быстрых, событий мгновенных, и они,
благодаря своему чудесному или необычному характеру, разрывают границы
"реального" мира и добавляют ему новое измерение, вносят некий тайный и
волшебный порядок, подчиненный не рациональным и физическим законам, но
темным природным силам, и познать их (а в некоторых случаях и управлять ими)
можно только с помощью богов, колдовства или магии. Зато в самых знаменитых
романах Кафки "Замок" и "Процесс" перемещение происходит медленно,
извилистыми путями, почти незаметно - как результат постепенного накопления
или нагнетания определенных ситуаций, пока романный мир не освобождается,
так сказать, от объективной реальности - то есть от "реализма", который он
имитировал, - и не предстает в качестве другой реальности, с противоположным
знаком. В "Замке" безымянный землемер, таинственный К., упорно пытается
попасть в величественное сооружение, царящее над окрестными землями. Там
обитает верховная власть, которой призван служить землемер. Сперва на пути у
него вырастают пустячные препятствия, и читатель некоторое время не
сомневается, что погружается в мир скрупулезного реализма, вроде бы
отражающего реальный мир, вернее, его самые обыденные и рутинные черты. Но
история катится вперед, и несчастный К. кажется нам все более беззащитным и
зависимым от обстоятельств, которые, как мы начинаем понимать, не случайны и
не являются лишь неизбежным следствием бюрократической волокиты. Нет, это
результат действия тайных механизмов, контролирующих человеческие поступки и
разрушающих людей, - такое ощущение возникает у нас наряду с горечью от
бессилия героев романа, наряду с сознанием того, что уровень реальности в
этой истории не равнозначен объективному и историческому уровню реальности,
в которой находимся мы, читатели, нет, перед нами реальность иного рода,
символическая или аллегорическая - или просто фантастическая, - выдуманная
автором (хотя это, разумеется, не значит, что в силу своей фантастичности
романная реальность перестает давать нам блестящие уроки постижения
человеческой природы и окружающей действительности). Таким образом
перемещение затрагивает здесь две системы или два уровня реальности, и оно
происходит медленнее и мучительнее, чем в "Орландо" или "Большом сертане:
тропы" .
То же самое мы видим в "Процессе", где безымянный К. попадает в жернова
судебно-полицейской машины, которая поначалу представляется вполне
"реалистической", хотя бюрократизм правосудия порождает параноидально
абсурдные события. Но затем, в определенный миг, в результате накопления и
нагнетания абсурда мы начинаем понимать, что на самом-то деле за
бюрократическими кознями, лишающими героя свободы и постепенно разрушающими
его личность, таится нечто куда более зловещее и бесчеловечное: губительная
система, возможно, метафизического порядка, в путах которой человек
утрачивает свободную волю и гражданские права; эта система манипулирует