"Марио Варгас Льоса. Похождения скверной девчонки" - читать интересную книгу автора

него с языка, не слишком обидели меня. Этот вопрос, судя по всему, уже давно
не давал ему покоя.
- И это все, что ты хочешь получить от жизни, Рикардо? Неужели тебе
этого и вправду достаточно? Те, кто приезжает в Париж, мечтают стать
художниками, писателями, музыкантами, актерами, театральными режиссерами,
мечтают рисовать декорации или готовить революцию. А ты хочешь просто жить в
Париже? Я, должен признаться, никогда не мог этого понять, старик.
- Знаю, заметил. Но это чистая правда, Пауль. Мальчишкой я говорил, что
хочу стать дипломатом, но только для того, чтобы меня послали в Париж. Да, я
хочу именно этого и только этого: жить здесь. На твой взгляд, слишком мало?
Я махнул рукой в сторону Люксембургского сада: пышные зеленые ветви
пытались пробиться сквозь прутья ограды и на фоне хмурого неба выглядели
очень живописно. Что еще нужно человеку? О чем еще можно мечтать? Жить, как
пишет в одном своем стихотворении Вальехо,[19] среди "раскидистых парижских
каштанов"...
- Ну признайся хотя бы, что ты втихаря пишешь стихи, - допытывался
Пауль. - Что есть у тебя такой тайный порок. Знаешь, мы ведь часто обсуждали
это с нашими перуанцами. Все уверены, что ты сочиняешь стихи, но никому не
показываешь, потому что слишком критично к себе относишься. Или стесняешься.
Ведь все до одного латиноамериканцы едут в Париж ради великих дел. Ни за что
не поверю, что ты исключение из правила.
- Представь себе, я исключение. Могу на чем хочешь поклясться. У меня
нет амбиций, просто хочу жить здесь, как живу сейчас. И все! Все!
Я проводил его до станции метро "Одеон". Мы обнялись на прощание, и я
не смог сдержать слез.
- Береги себя, Толстый. И не делай глупостей там, наверху.
- Да, да, конечно, никаких глупостей, обещаю, Рикардо. - Мы еще раз
обнялись. И я заметил, что и у него тоже глаза на мокром месте.
После отъезда толстяка Пауля в моей жизни образовалась пустота, ведь он
был для меня настоящим товарищем с тех трудных времен, когда я еще только
пытался обосноваться в Париже. К счастью, работа в ЮНЕСКО и уроки русского
языка, а также курсы синхронного перевода почти не оставляли мне свободных
минут, и к ночи я еле доползал до своей мансарды в "Отель дю Сена", так что
сил на размышления о товарище Арлетте или Пауле просто не было. И
приблизительно с тех же самых пор я стал мало-помалу, словно ненароком,
отдаляться от парижских перуанцев, с которыми прежде встречался довольно
регулярно. Я не искал одиночества, но и не страшился его после того, как
остался сиротой и тетя Альберта взяла меня под свою опеку. Благодаря службе
в ЮНЕСКО я уже не думал о том, как свести концы с концами, зарплаты
переводчика и денег, что иногда присылала тетка, вполне хватало на жизнь и
парижские развлечения: кино, выставки, театр и книги. Я стал завсегдатаем
книжного магазина "Lajoie de Lire"[20] на улице Сен-Северин и постоянным
клиентом букинистов с набережной Сены. Ходил в театры - ТНП, "Комеди
Франсез", "Одеон" - и время от времени на концерты в зал "Плейель".
Тогда же у меня завязалось что-то вроде романа с Карменситой, той самой
испанкой, что на манер Жюльетт Греко одевалась с головы до ног в черное и
пела, аккомпанируя себе на гитаре, в крошечном баре "Эскаль" на улице
Месье-ле-Пренс, куда стекались испанцы и южноамериканцы. Она была испанкой,
но никогда не бывала в Испании, потому что ее родители-республиканцы не
могли или не желали возвращаться на родину, покуда жив Франко. Такое