"Марио Варгас Льоса. Город и псы " - читать интересную книгу автора

- Трусы поганые! - ревет Песоа. - Кто говорит "Крыса"? А ну, покажись!
За партами зашевелились. Крышки чуть-чуть приподнялись, упали. Сперва
они падают вразнобой, потом - в такт голосам. "Крыса, Крыса".
- Ма-алчать, трусы! - орет Песоа.
В дверях появляются лейтенант Гамбоа и щупленький учитель химии. Он в
штатском, все на нем висит, особенно он тщедушен и жалок рядом с атлетом
Гамбоа.
- Что происходит, Песоа? Сержант козыряет.
- Упражняются в остроумии, сеньор лейтенант. Все замерли. Полное
молчание.
- Ах, вон что? - говорит Гамбоа. - Идите во второй взвод. Этим займусь
я.
Песоа опять козыряет и выходит. Учитель идет за ним; кажется, его
пугает такое скопление военных.
- Вальяно, - шепчет Альберто, - соглашение в силе.
Не глядя на него, негр проводит пальцем по горлу - "не могу". Арроспиде
роздал листки. Кадеты склонились над ними. "Пятнадцать очков набрал, еще
пять... еще три... пять... три... пас... еще три... пас, пас, а, черт, три,
нет, пас, и три - сколько же это будет? Тридцать один, хоть бы он отошел,
хоть бы его позвали, хоть бы что стряслось и он убежал, Золотые Ножки".
Альберто отвечает медленно, печатными буквами. Каблуки лейтенанта стучат по
плиткам пола. Поднимая глаза от вопросов, кадеты встречают ехидный взгляд и
слышат:
- Может, подсказать? Голову опустите. На меня разрешается смотреть
только жене и служанке.
Альберто написал все, что знает, и смотрит на негра; тот бойко пишет,
прикусив язык. Осторожно, исподтишка он оглядывает класс. Многие делают вид,
что пишут, а сами водят пером, не касаясь бумаги. Он перечитывает вопросы,
отвечает с грехом пополам еще на два. Где-то возникает смутный гул; кадеты
забеспокоились. Атмосфера сгущается, что-то незримо нависло над склоненными
головами, что-то вязкое, теплое, мутное, туманное засасывает их. Как бы это
хоть на секунду ускользнуть из-под взглядов лейтенанта?
Гамбоа смеется. Он перестал шагать, остановился посреди класса. Руки
скрещены, бицепсы вздулись под кремовой рубахой, а глаза видят всех сразу,
как на ученье, когда он загонит роту в грязь, махнет рукой или свистнет и
они ползут по камням и по мокрой траве. Другие офицеры бьются со своими, а
его кадеты рады и горды выполнить его приказ, они всегда побеждают чужих,
окружают, разбивают. Когда его шлем сверкает в утренних лучах, а он,
показывая пальцем на кирпичную стену, кричит бестрепетно и смело: "Вперед,
орлы!", не робея перед невидимым противником, засевшим на ближних высотках,
дорогах и даже у моря за утесами, кадеты первого взвода метеорами срываются
с места, штыки их смотрят в небо, сердца разрываются от храбрости, они
несутся по лужам, яростно топчут посевы (крак! - это головы чилийцев,
эквадорцев *, из-под ботинок хлещет кровь, враг издыхает!), подбегают,
бранясь и пыхтя, к стене, берут винтовку на ремень, вскидывают распухшие
руки, впиваются в щели ногтями, прижимаются к кирпичам, ползут вверх, не
отрывая глаз от гребня - а он все ближе, - прыгают, сжимаются в воздухе,
падают и слышат только собственную брань и шум крови в висках и в горле. А
лейтенант - впереди, на вершине утеса, чуть поцарапанный, подтянутый -
стоит, вдыхает морской воздух, подсчитывает что-то. Лежа на брюхе или сидя