"Чарльз де Линт. Волчья тень ("Легенды Ньюфорда" #11) " - читать интересную книгу автора

комнате, узнаю, сколько их в моей палате. Может быть, даже удастся
сообразить, сколько их на всем этаже. Или во всей больнице.
Надо же чем-то заниматься, лежа в постели. Если не это, так вспоминаешь
и вспоминаешь, пока воспоминания не заходят слишком далеко в прошлое, в
темные времена, до того, как моя жизнь началась заново.
Но сегодня вечером пятнышкам не под силу меня отвлечь. Я начинаю
вспоминать, когда впервые стала рисовать. Не те жалкие наброски, которыми
пыталась торговать по дешевке, когда жила на улице, а раньше, в детстве.
Порой мне кажется, рисовать детям хочется так же сильно, как говорить.
Не знаю, что их привлекает, - мои воспоминания так далеко не заходят, по
крайней мере отчетливые. Помню, как рисовала, но что толкнуло меня взять в
руки карандаши, не знаю. Может быть, просто тот факт, что они были цветные.
Цветные карандаши, кружочки акварельных красок, такие яркие, что устоять
невозможно. Но ведь простой карандаш и оберточная бумага доставляли мне не
меньше радости. Так что, возможно, дело было в том, что мне надо было
увидеть мир и перенести кусочек его на бумагу. Помнится, я рисовала даже
прутиком в пыли на заднем дворе.
Детишки-счастливчики рождаются в семьях, где их первую мазню
расхваливают и хранят как драгоценность, приклеивают магнитиком к дверце
холодильника или вставляют в рамочку и вешают на стену. Они живут с людьми,
которые их любят, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Я не относилась к счастливчикам.
Я не напрашиваюсь на жалость. Просто так уж оно было.
Сегодня воспоминания переносят меня в тот день, когда мне было,
наверное, лет пять-шесть. Пожалуй, шесть, потому что я уже ходила в школу
или в детский сад. Был мой любимый урок: рисование гуашью на больших листах
газетной бумаги. Помню, учительница в тот день была такая добрая. Нам
разрешили изобразить то, что нам нравится, и ребятишки рядом со мной
рисовали кто своих домашних любимцев, кто семью, кто еще что-то. Я рисовала
то старое дерево, что росло в поле у нас за домом. Если мне удавалось
выбраться из дому, я убегала за забор, ложилась на траву под тем деревом и
глядела вверх, воображая играющих в его ветвях эльфов.
Проходя по рядам, учительница остановилась и с минуту смотрела, как я
работаю. Глядя на ту картину сквозь дымку лет, я уже не помню подробностей
своей работы, но, видно, было в ней что-то, что привлекло ее внимание.
- Ты такая талантливая, - сказала она. - Не удивлюсь, если ты, когда
вырастешь, станешь художницей.
- Мне нравится урок рисования, - сказала я.
- А здесь у тебя что? - спросила она, указывая на комочки желтой
краски, сбившиеся вокруг нарисованного ствола.
- Эльфы, - объяснила я, - но они такие маленькие, что приходится
рисовать их точками.
Она взъерошила мне волосы:
- Никогда не расставайся с чудесами, - и отошла к другим ребятам.
Я очень бережно скатала тот лист и понесла домой, чуть не лопаясь от
гордости. Добравшись до дверей, я, не подумав, ворвалась с криком "Мама!"
прямо на кухню. Только оказавшись на кухне, я поняла свою ошибку. Едва
перевалило за полдень, но она была уже пьяна. Она наорала на меня за то, что
я врываюсь в дом, за то, что кричу, а потом поинтересовалась, что это я
притащила. Я хотела спрятать свиток, но он был слишком большой. Мама