"Эдуард Лимонов. Торжество метафизики " - читать интересную книгу автора

Потерпев фиаско с моими вещами, офицер решил взять реванш.
- Бороду придется сбрить,- сказал он.
- Готов,- сказал я.- Можно сейчас?
- Можно,- сказал офицер.
Я взял у обривающего в углу зэков быка из хозобслуги электрическую
машинку и, встав в трусах перед зеркалом, сбрил в несколько движений бороду.
Даже поранив губу.
- Ну зачем уж так,- сказал "мой" офицер.- Могли бы потом в бане.
Они ожидали, что я буду упираться. А я решил сразу уничтожить этот
камень преткновения, дабы не давать им повода наезжать на меня. Я проходил
два года в бороде в трех тюрьмах, где в принципе борода запрещена, я был
единственным длинноволосым и бородатым узником среди шести тысяч зэка
Саратовского централа. Я себя отстоял. Волосы с головы я сбрил еще 16
апреля, на следующий день после приговора. А вот сейчас уничтожил бороду. И
тем их обезоружил. Дело было в том, что здесь за отказ сбрить бороду я мог
уехать в карцер, а каждое пребывание в карцере откладывает возможность
условно-досрочного освобождения на шесть месяцев. А я торопился домой, к
Партии.


III

Горячий день. Горячие розы. Горячий ветер. Знойное зияющее небо. Мы,
восемь зэков из карантина, плюс завхоз Савельев, плюс бригадир Сурок, плюс
ночной дежурный Сорокин, плюс ожидавший перевода на 33-ю зону Мелентьев, изо
всех сил стучим ботинками по старому асфальту. Впрочем, стучим только мы,
начальство идет рядом прогулочным шагом. Мы маршируем в столовую. Строевым
шагом.
- Как идете?- вдруг орет Сорока (т.е. Сорокин).- Шаг!
Мы уже знаем, что при вопле "Шаг!" следует слаженно топать, согнув ногу
в колене, изо всех сил опускать ее на асфальт, чтоб пыль клубилась.
- Шаг! Шаг!- орет Сорока.
Мы проходим мимо отрядов, из-за прутьев заборов на нас вылупилось все
население колонии. Я знаю, что это из-за меня, редкой птицы. Но и вообще
свежепоступивших здесь усиленно разглядывают, вдруг знакомый или сосед
"заехал". Я иду во второй шеренге, в первой пятеро, а во второй нас только
трое: я, Эйснер, в нем росту всего метра полтора, и хмурый Мелентьев. Будешь
хмурым, он сидит двенадцатый год, срок у него пятнадцать. Впоследствии я
буду вспоминать его каждый день, стоя на проверках за его подельником Васей
Оглы. Но я еще об этом не знаю, Вася Оглы появится в моей жизни лишь через
неделю.
У здания оперативных дежурных мы поворачиваем налево. При повороте
Эйснер чуть не падает.
- Эйснер! Тебя что, ноги не держат!- орет Сорока.- Шаг!
Эйснеру за сорок, но жизнь поработала над этим потомком немецкого
колониста так, что он выглядит на все шестьдесят. Да ему и тяжелее,
наверное, с его полутора метрами.
У столовой шеренги ожидающих очереди войти. Поотрядно. Все в строю по
пять человек. Между двух газонов с розами замерли. Ходит офицер с доской в
руке и пересчитывает зэка по шеренгам. Из столовой выходят рассыпным строем