"Альберт Лиханов. Невинные тайны" - читать интересную книгу автора

себя Женя. Длинный, сухощавый, с редкой бородкой, того и гляди скажет:
"Тох-тибидох-тибидох!" Но разница все же была. Старик этот говорил голосом
не дребезжащим и скрипучим, как у Хоттабыча, а на редкость молодым,
задиристым и бодрым.
Что ж, наблюдать так наблюдать!
Первое время все четверо даже молчали от напряжения и внимательного
наблюдения. День был волшебный, все дружины купались, полно народу и на
пляже для персонала, поэтому требовалась повышенная бдительность, как
объяснил Хоттабыч.
Женя разглядывал разноцветные шапочки на бирюзовой поверхности воды,
потом оглядывал фигурки на пляже, поднимал бинокль выше, к кипарисам, к
вершинам гор, к небу.
То и дело в перекрестие бинокля влетали чайки, приближенные оптикой.
Женя вглядывался в головки птиц, в их глаза. Ветер легко держал размашистые,
искусно сделанные крылья, птицы парили, казалось, без всяких усилий, а
налетавшись, садились на воду. Одна чайка приблизилась совсем близко к Жене,
зависла прямо перед наблюдательной вышкой, прямо перед биноклем, и он
вздрогнул от взгляда чайки - она посмотрела внимательно на него и очень
приветливо, чистенькая, доброжелательная птица поглядела сначала одним
глазом, потом, повернув голову, другим, и Жене неожиданно показалось, что
это прилетела Пат и спрашивает его, как он живет.
Ма, па, бабуленция! Это надо же, он еще ни разу не вспомнил их
по-человечески. Нет, он все же думал о них, но как-то мельком, между прочим,
каким-то задним сознанием, а так, чтобы поговорить с ними, вспомнить как
следует их привычки, их слова, их поступки...
В конце концов он летал по стране не раз без всякого родственного
сопровождения, и в Москве был, там его встречали друзья па, и в пионерском
лагере комбината под Сочи, и там он скучал тоже, если судить честно. Но он
всегда был уверен в себе тогда, хотя и лет ему было меньше, чем теперь. А
сейчас - что с ним происходит? Почему ему так неуютно? Почему он не уверен в
па и Пат, и даже вот в чайке померещилась ма с ее сумасшедшей
доброжелательностью.
- Курнуть бы! - сказал за спиной Генка, и Женя опустил бинокль.
- Ты куришь? - не скрывая своего возмущения, спросила Катя.
- Эх вы, детвора! - вздохнул Генка, усаживаясь на лавочку и закидывая
ноги в кедах на самую верхнюю поперечину железной оградки вышки.
- Да и я бы не против, - сказала Наташа Ростова.
Теперь настала пора удивляться Жене. Он посмотрел на девчонку
внимательнее и перехватил ее нахальный, вызывающий взгляд.
Она была красивой, эта дочка героического отца, но красота ее не
понравилась Жене. Эти яркие губы, яркие глаза были какими-то
преждевременными для двенадцати лет. И грудь у нее была слишком взрослой,
очень уж пышной для таких пионерских лет.
Женя отвел взгляд первым - она продолжала нахально таращиться,
разглядывая его.
- Наташ! - спросил Генка свободно, ни чуточки не смущаясь, - вот уж
они-то были одного поля ягоды. - Чего это ты вчера врать взялась?
- Ишь какой догадливый! - неожиданно взъерепенилась девчонка. - Меня,
между прочим, Зиной зовут.
- Вона как! - восхитился Генка. - И тут наврала!