"Альберт Лиханов. Невинные тайны" - читать интересную книгу автора

подразумевает его. Зато круг шелохнулся одобрительно, соглашаясь с такой
интонацией.
- Вот, например, я, - проговорила Наташа. - У меня нет ни матери, ни
отца. Мой отец погиб от пули бандита, понимаете? Он мальчиком ленинградскую
блокаду - и ту выжил. А тут... Он уже полковником милиции был, и вдруг ему
сообщают, что бандит забрался в дом, решил ограбить жильцов, а когда его
застукали, то есть... ну, обнаружили, стал стрелять! Из охотничьего ружья!
Отец не хотел кровопролития. Он сел в машину такую, знаете, с синей
моргалкой, приехал к дому, где бандит, по микрофону сказал бандиту, чтобы
сложил оружие. И что за это ему смягчат наказание. И что если он согласен,
пусть в окно вывесит полотенце.
Светлый круг уже совсем размыли сумерки, и чем темнее было вокруг, тем
голос девочки звучал увереннее и громче.
- Ну вот! - сказала она. - Тут все и кончилось, понимаете? Бандит
вывесил полотенце; отец пошел в дом первым, распахнул дверь, и прямо в грудь
ему - выстрел. Мама у меня была сердечница. Она узнала об этом и умерла.
Сразу же! Не сказав ни слова! А я была в детском саду. Оттуда меня передали
в детдом. Ясно?
Женя сидел, сжавшись. Что это за девчонка? Ведь он так и не разглядел
ее в сумерках. Видел, конечно, видел, но сейчас, в этом круге, не обращал на
нее внимания, и вот какой, оказывается, есть среди них человек.
Ветер шелестел, перебирал кипарисовые ветви, но ребята сидели тихо, не
шевелились, настала какая-то растерянность, Павел Ильич и его подручная
красотка молчали тоже. Одна только Наташа Ростова не желала никаких пауз.
- Какие вопросы есть ко мне? - сказала она звонко, будто чему-то
радовалась, чудачка. Только чему тут радоваться?
Вопросов ей не задавали, и вожатые молчали, ничего не говорили.
- Хорошо! - бойко сказала Наташа. - Раз вопросов нет, я прочту вам
стихи. Я их сочинила сама. И посвятила тому бандиту, который убил моего
отца, да, не удивляйтесь, именно ему. Называется - "Паразит". Слушайте!
Она на секунду умолкла, наверное, выбирая тон, каким будет читать
стихотворение; вслед за своей биографией, конечно, этот тон должен был
отличаться чем-то, но никакой перемены не произошло. Стихи она читала точно
тем же голосом - возвышенным, приподнятым.

Две руки у тебя. А зачем?
Для чего тебе руки, скажи?
- Как зачем? Я ведь все-таки ем.
Надо вилки держать И ножи!

Две ноги у тебя. Две ноги.
А зачем? Ты ответить готов?
- Как зачем? Чтобы делать долги,
А потом убегать от долгов!

А глаза? Голубые глаза?
Для чего? Что ты видишь, ответь?
- Для чего? Чтоб тянулась слеза,
Чтобы люди могли пожалеть...