"Альберт Лиханов. Невинные тайны" - читать интересную книгу автора

Видно, на Женином лице появились признаки недоверия, и Генка стал
объяснять:
- Я еще маленький был, года четыре, может, пять. Батька приходит с
работы, а маманя не одна, понимаешь? К ней один приезжий ходил, водку вместе
лакали и все такое. Ну батяня двустволку со стены и обоих - наповал. А я в
углу сидел, из кубиков избушку строил.
- Врешь! - проговорил Женя. Но лицо Генки сделалось вовсе зеленым,
глаза остановились, стали мертвыми, казалось, вот-вот и он опять закричит,
заорет благим матом, как тогда, ночью, - истошно и безнадежно.
Генка исчез с пляжа, здесь оставалась только его плоть, а душа улетела
туда, где произошло это несчастье, совершилась беда, где Генка этот давно не
живет и где все-таки он навеки остался...
- Ген, Ген, - тронул его рукой Женя. Тот не шевелился. Тогда Женя
вскочил и потряс пацана за плечи, потер ему уши, так полагалось, когда
человек терял сознание, где-то, в каком-то кино он видел это.
Генка глубоко вздохнул, как тогда, во сне, очнулся, ожил, вернулся на
пляж.
- Извини меня, - сказал ему Женя. - Прости, Генка.
Тот усмехнулся.
- Да что ты, - махнул он ладошкой, измазанной в песке. - Я уже забыл,
понимаешь, только вот во сне справиться не могу, ору. Человек же во сне
собой не владеет, понимаешь?
С Женей что-то случилось - в одно мгновение, в миг. Никогда с ним
такого не было, хоть вился всегда вокруг него хоровод приятелей. Нет,
никогда никого он не жалел с такой щемящей, все затмевающей тоской, с такой
обнаженной, открытой болью. Ему вдруг захотелось заплакать, завыть, заорать,
как будто это не с Генкой, а с ним произошла такая страшная, такая
непоправимая беда, ему захотелось заплакать и обнять этого некрасивого
Генку, чтобы хоть чуточку помочь ему.
Он быстро встал на колени рядом с Генкой и обнял его.
Он подумал, что сделал, наверное, что-то не так, неправильно, потому
что Генкины плечи сразу затряслись, он молча, содрогаясь, заплакал, и Женя
испытал еще одно новое чувство - ему стало страшно. Страшно этого
беззвучного раскачивания худого тела, этого немого плача, страшно за Генку,
с которым сейчас может случиться что-нибудь такое, о чем они оба станут
жалеть потом...
Женя отстранился от Генки, взял его бессильно повисшую руку, зашептал,
чтобы никто не услышал их, никто не обратил внимания:
- Геныч, не надо! Генка, ну перестань.
Генка успокаивался не просто, не сразу, будто его расштормило, как
море, и волны все не могут улечься в его настрадавшейся душе.
Наконец он утих и сказал, как бы снова объясняя себе свои слезы:
- Ты не думай, я не про то. Отца жалко. Он отсидел. Из тюряги прямо ко
мне. Сынок, мол, не могу без тебя жить. Прости. А я, знаешь, жалею его, но
ничего с собой сделать не могу. Месяц я с ним только пожил. Какие-то
припадки начались. Врачи велели нам разойтись. Обратно в детдом вернуться.
Он вздохнул опять, огляделся, отер щеки тыльной стороной ладони,
улыбнулся:
- Так что батя у меня есть, Женька!
И вдруг сказал такое, что Женю перевернуло: - Вот как ты-то, Жень?