"Альберт Лиханов. Невинные тайны" - читать интересную книгу автора

Вожатый плыл назад, молчал, и в эти мгновения, видимо, выбирал
выражения. Выбрал, впрочем, весьма сдержанное.
- Помоги! - попросил он. - Сделай милость! Вернись за буи и больше не
смей нарушать наши правила, иначе...
Что будет иначе, он не сказал, может быть, сам не знал или не решился.
"Ага, - понял Женя, - иначе полагалось отправлять домой. Но дома-то у них не
было!"
Он злорадно хихикнул над Пимом, не про себя на сей раз, а в воду, что,
впрочем, было одно и то же.
- Скажите, - крикнул он, умело не заостряя тему, вовсе даже не отвечая
на вопрос вожатого, уводя разговор совсем в другую сторону, - а что у вас за
вмятины на груди? Авария? Катастрофа?
Несколько мгновений они плыли молча, и вожатый не отвечал. "Не на шутку
разобиделся, вот ведь чудак", - подумал Женя. Но нет, оказалось, вожатый не
может обижаться, не имеет такого права.
- Что-то вроде этого, - ответил Павел Ильич. Все-таки подобиделся...
- А вот откуда у тебя адидасовские плавки? - спросил вдруг вожатый.
Это было довольно неожиданно, и Женя сперва ответил, а уж потом
подобрался.
- Подарили! - воскликнул он простодушно. Дальше требовалось срочно
выдумать правдоподобную ложь.
- У меня богатая бабушка! - крикнул он, немного подумав. Ведь наверняка
в этик бумагах не пишется про бабушек. Он вспомнил бабуленцию, как она
плакала, когда он уходил из дому в эту поездку - штаны чужие, сумка чужая,
свои только куртка, адидасовские плавки да шапочка - других, попроще, ма не
нашла, и ему сделалось стыдно перед Настасьей Макаровной, она бы про него,
своего внука, такой гадости никогда не произнесла. Он хотел извиниться перед
ней, как-то так - хотя бы себе самому - отделить добрую, хорошую бабуленцию
от этой лжи, от этой гадкой выдумки, и объяснил Пиму, чтобы увести в сторону
его бдительность:
- Только она очень старенькая!
Это-то была правда.
Женя вышел из воды, развернул полотенце, аккуратно лег на него. Рядом с
ним прямо на песок плюхнулся Генка. То ли он замерз в воде, то ли еще
отчего, но Жене показалось, позеленел еще пуще. Прямо зеленушка.
- Ну, ты даешь! - сказал Генка.
- Ты тоже даешь! - кивнул ему Женя.
- А че я даю? - искренне удивился тот.
- Ночью орал, как зарезанный, - усмехнулся Женя.
- А-а! - Генка сразу опал, прижался к песку, точно лопнувший мяч. Он
отвернул от Жени свое лицо, как-то беспомощно поелозил худыми руками,
облепленными песком, и притих. Будто он безответный щенок и его только что
ударили палкой...
Такого поведения Женя еще не встречал. Он стремился, пусть неосознанно,
к ровным отношениям со всеми и всегда в ответ встречал такое же ровное
отношение. Эта ровность превращалась в обходительность. Если назревало
острое положение, необходимость выйти за черту ровности, он предпочитал
отходить в сторону. Переводить разговор на другую тему. Как-то так уж это у
него получалось. Умел он огибать острые углы с самого детства - может, у
отца научился. Словом, в школе, в секции плавания, во дворе дома, в узком