"Альберт Анатольевич Лиханов. Осенняя ярмарка (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

переговариваясь, шли по ярмарке от лавки к лавке, и вдруг, крепко прикусив
остывшую папиросу, решительно двинулся за ними.
Немцы шли не спеша, подробно оглядывая киоски, в которых полоскались
лифчики и женские трусы, заходили в павильончики, и Василий Лукич
неотступно следовал за ними, стараясь быть незаметным в толпе, жадно
вслушиваясь в обрывки непонятной ему чужой речи, ожидая, когда тот,
высокий и белобрысый, снова повторит единственное знакомое Василию Лукичу
немецкое слово "Ахтунг".
Ему бы следовало повернуть, уйти восвояси, закончить городские
хлопоты да и сесть в дачный поезд, чтобы скорей вернуться домой, -
спокойным и невредимым, но Василий Лукич шел вперед, напряженно
вслушивался в немецкую речь, ждал повторения знакомого, резкого, как
хлопок бича, слова "Ахтунг", чувствовал, что каждый новый шаг словно бы
возвращает его назад - все дальше и дальше, к войне.
Будто обмотала его Ксеша прохладными бинтами, и утихла боль, и
забылось старое, забылась война, и так бы забыть ее навсегда, а он, словно
намагниченный, шагает за этими немцами и с каждым шагом словно срывает с
себя бинты Ксешины, и все ближе, ближе раны, которые нет, не заживают
никогда, и больно содрана короста, и снова, как тогда, душно и звенит
голова...


4

Он служил тогда в артиллерии, заряжающим на
стодвадцатидвухмиллиметровой гаубице образца одна тысяча девятьсот
тридцать восьмого года и считал себя тыловиком, так как артиллерия, как
известно, идет позади пехоты и еще потому, что никак не мог увидеть
Василий Лукич живого немца, не считая, конечно, пленных, потому что
пленный фриц - это все равно как труп, а ему нужен был живой враг, тот
самый, которого он искал.
В тот же день, как он получил письмо от соседей, Василий Лукич подал
рапорт о переводе в пехоту, но комбат капитан Николай Иванович Рубцов его
рапорт порвал, строго прибавив, что настоящий солдат везде солдат и что
каждый залп гаубицы, которую Василий Лукич заряжает, заменяет десяток
пехотинцев. Николай Иванович был до войны учителем математики в школе,
батарея его стреляла классно, потому что в артиллерии от расчета командира
зависит многое, и Василий Лукич мог бы думать, что в успешных выстрелах
есть его работа, и это было бы справедливо, потому что, заряжая пушку, он
уматывался, пожалуй, не меньше, чем в любой пехотной атаке. Но Василий
Лукич все же считал себя тыловиком. Артиллерия его не устраивала, потому
что всякий раз, когда батарея, отпалив положенное, умолкала, Василий Лукич
с горечью думал о том, что его служба похожа на работу грузчика, что он
лишь заряжает гаубицу и что он неполноценный солдат до тех пор, пока сам,
непременно сам, своими руками не убьет немца, того самого немца, которого
ищет с тех пор, как получил письмо.
Соседи писали, что от недоедания туберкулез у отца обострился, а
ложиться в больницу он не захотел, и с тех пор, когда начинались налеты,
мать от отца не отходила. Они сидели оба в стареньком домишке на окраине
городка, и сперва, слава богу, проносило, бомбили далеко. Но однажды,