"Альберт Лиханов. Крутые горы " - читать интересную книгу автора

Вовкой так повезло, да и бабушке тоже: дома никого не было, а то этим
бандитам и убить недолго ради тряпок.
Я ненавидел бандитов. Я представил себя среди них не просто так, с
портфельчиком в руке, а, скажем, с гранатой. Я смотрю, как они доламывают
замок, ругаются, а сам стою за косяком с поднятой рукой и сжимаю гранату.
Они хряпают дверью, так и рвут ее, наконец открывают, а я возникаю в проеме
и велю им ложиться, и они падают и трясутся, сволочи, а я веду их во двор,
но не затем, чтобы отвести в милицию, - у меня нет к ним никакой жалости,
никакого милосердия, потому что ограбить людей, когда идет война, - это
настоящий фашизм, а к фашистам нет у меня пощады, - я веду их во двор, велю
шагать вперед и, когда они отходят подальше, швыряю гранату.
Меня всего колотило, меня трясло. Кража только сейчас дошла до моего
сознания: исчезнувший костюм и украденные карточки не произвели на меня
впечатления - их не было, и все, - но я увидел вывороченный замок, и теперь
меня колотило. Да, я не повел бы их в милицию, этих бандитов, я вывел бы их
во двор и метнул в них гранату. Надо только, чтобы побольше собралось
народу. Надо, чтобы я не просто уничтожил их, а казнил.
При всех людях.
В сенцах стукнуло, и я сжался: мне показалось, бандиты вернулись. Но
вместо бандитов в дверях появилась мама.
Она привела милиционера с собакой. Уже стемнело, пес молчаливо побегал
по двору, глухо поворчал, раззадорил себя, но ничего у него не получилось, и
пес, как человек, признающий свою беспомощность, поглядел на милиционера.
Милиционер не удивился, посмотрел равнодушно на пса и устало сказал
маме:
- Пишите заявление: что украли, какие вещи... И подробнее... Будем
искать.
- А найдете? - спросила мама с надеждой.
- Будем искать, - равнодушно повторил милиционер.
- Костюм! Костюм мужской особенно, - просила мама умоляющим голосом.
Мужа костюм... Понимаете?..
- Понимаю, - ответил милиционер. - Вы напишите, я-то ухожу на фронт.
Заявление отдадите в отделение...
Вечером мама сидела, уставившись в одну точку, время от времени
принималась плакать, и тогда я вторил ей, подвывая. На сердце скребли кошки.
Вчера я думал про отца, поняв, что такое война. А сегодня нас ограбили, и,
хотя без карточек жить нельзя, как нельзя жить без хлеба, меня пугало не
это. Меня пугало, что украли отцовский костюм, который так берегла мама.
Это была нехорошая примета.


Спасти нас могла только бабушка, но ее все не было и не было, и
последние два дня мы ложились спать, попив лишь кипятку. Сперва я очень
хотел есть, и кусочки хлеба, которые приносила откуда-то мама, только
разжигали к еде ненависть - все равно ее не было; куски не насыщали, а
раздражали. Потом, как-то совсем неожиданно, голод исчез. Редкие куски не
вызывали никакого интереса, и я удивлялся, зачем мама силком заставляет меня
есть: она могла бы поесть и сама, я знал, что она вообще ничего не ела, а я
не хотел - объяснить это было невозможно, - не хотел, и все тут. Но мама
плакала, держала передо мной черный ломтик, и этот ломтик плясал у нее на