"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

хотя ничем, ни одним своим словом и уж, не дай Бог, движением, Топорик не
выразил ни превосходства, ни намека на угрозу, а уж тем более не дал повода
подумать о заспинной, третьей, силе.
Взрослые - а их и было, если считать всерьез, всего двое, Василий
Васильич да Иван Иваныч, - поначалу ничего не заметили, потому как Топорик
по-прежнему, до предельного часа, толокся в мастерской, набирая все больше
важных знаний и расчерчивая руки полезными царапинами. Так все и катилось,
не очень слышно, даже приятно, ровно тебе "мерс" по хорошему асфальту, пока
вдруг не накатилось, не набежало, не натекло и не стало ясно, что Кольча
Топоров стал совсем другим человеком.
"Жигуль" исчез, "Мерседес" стал частенько ночевать в училищном гараже,
за что Валентайн платил деньги в кассу ПТУ согласно заключенному договору,
сам же он разъезжал на новенькой "Вольво-940", а ключи от "Мерседеса"
лежали в Кольчином кармане, который ходил теперь в джинсе, с пробором,
прочерченным и зализанным в классной парикмахерской, у нестарой и смазливой
парикмахерши Зинаиды, крашенной краской "Велла", которую рекламируют по
телевизору каждые пять минут, в слегка рыжеватый, вызывающий, нагловатый
цвет.
Зинаида была в теле, под халатом нагая, так что соски выпирали сквозь
тонкую ткань хрустящего халатика, и Кольча впервые в жизни от чего-то
непонятного затрепыхался и покраснел.
Парикмахерша общелкала его ножницами, выводя одной ей видимую
конструкцию, вымыла Кольче голову кипятком, приговаривая при этом: "Не
горячо? Не горячо?" - и Кольче было стыдно признать, что переносил такую
воду из последних сил, зато потом, когда пробор был расчесан, волосы взбиты
теплым феном, а затем закреплены лаком, Топорик увидел в зеркале нечто
весьма даже недурственное, похожее на Валентай-на, не тупое, не
примитивно-пэтэушное, а скорее эдакое полутелевизионное, спецшкольное,
элитарное.
Валентин поглядел на него с удовольствием, точно скульптор,
смастеривший шедевр, хлопнул по плечу, прошел к Зинаиде, и Кольча охнул,
услышав запрошенную парикмахершей сумму. Валентайн легко расплатился, они
вышли на улицу, и Кольча сел за руль "Вольво" - свободно, спокойно, потому
что в кармане у него уже давно были права, где год его рождения был изменен
с прибавкой на три единицы. Он гордился тем, что, хотя не сдавал никаких
экзаменов в милиции, свободно разбирался не только в правилах вождения, но
и в самих машинах, на уровне приличного высокоразрядного слесаря и
достойного шофера.
- Давай, остановись, - велел ему Валентайн через несколько кварталов
и, когда Кольча причалил к бордюру, продолжил: - Ну, посмотрись в зеркало.
Кто ты теперь? Человек. Да и какой! А теперь погляди на меня. Я тоже
человек. Согласен?
Кольча был согласен, смеялся.
- Ну, а раз так, давай и вести себя станем как человеки. Он полез в
карман, достал десятка два самых крупных бумажек, протянул их Кольче.
- Держи, не отмахивайся. Давай поедем в хороший магазин и купим твоим
пацанам подарки.
- Каким еще пацанам? - не понял Топорик, думая, что речь идет о
пэтэушном общежитии.
- Как каким? - удивился Белобрысый. - С которыми ты коньяк хлестал!