"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Среди этих неспешностей были явные, когда требовалось вынести свое
суждение о ком-то или о чем-то. Но были и тайные.
На глазах у него время от времени происходили странные сцены, на
которые он взирал в разные годы своей жизни по-разному. Пока был мал и не
больно смышлен, он независимо от себя почему-то волновался, подрастая же,
волнение это как будто заталкивал вглубь себя, сам же усмехался
снисходительно, выражая презрение всем своим видом, но непонятно для самого
себя всегда помалкивал.
А сцены эти были такие. Вдруг во дворе интерната появлялась женщина и
начинала, обращаясь к тем, кто тут оказывался, охотнее же все-таки не к
взрослым почему-то, а к детям, просить, чтобы ей позвали Нюру такую-то или
Васю такого-то. Заторможенный интернатовский народ начинал вслух
соображать, о ком же конкретно идет речь, впрочем, чаще всего замедленность
эта объяснялась тем, что имена в интернате слегка подзабывались, уступая,
как было сказано, место кличкам, и требовался ресурс времени, чтобы
определить искомую фигуру. Наконец, ее высчитывали, будто решали задачку, и
за званым или званой устремлялся гонец, и чаще всего не один; бывало, что в
погоне, оттирая друг дружку, обгоняя, ставя подножки, гонцы забывали свою
задачу, затормаживая или даже останавливаясь вовсе и обмениваясь тумаками,
и тогда оставшиеся в ожидании начинали им орать, чтобы те вспомнили, зачем
они вызывались бежать.
И вот во двор выбегал пацан или девчонка, которую звала женщина. Выход
этот взирала уже, как правило, целая толпа - к тому времени, пока
вычисляли, к кому пришли, скачки гонцов и, главное, сам факт появления
постороннего человека выводил на улицу немалую часть интернатовского люда,
среди которого возвышались и взрослые фигуры - учительница,
воспитательница, а то и сам директор Георгий Иванович.
Высокий и тощий, вершитель судеб, генеральный прокурор и верховный
судья, начальник и милостивец, человек всегда и во все вмешивающийся, он
тем не менее в таких вот положениях никогда не торопился. Выходил, стоял
среди ребят, Сходил с тропки, сдвигался в тень и там все ждал, когда найдут
того, кого ищет женщина. Наконец вызываемая фигура являлась. Женщину
признавала, ясное дело, издали или даже вовсе еще не видя, и вот тут бывало
по-всякому.
Чаще всего, если это была девчонка, она бежала к этой Женщине.
Маленькие девчонки ревели при этом, и тогда народ, не задерживаясь,
расходился. Девчонки постарше могли идти не спеша, на одеревеневших
ходулях, лицо покрывалось рваными алыми пятнами, народ снова разбредался,
но не так поспешно. Мальчишки постарше приближались нерешительно,и было
ясно, что они боятся, как бы остальные не разглядели их слабины.
Странное дело, ни одна из женщин, приходивших в интернат, не
запомнилась Кольче. И фигурами, и лицами, и одеждой, и даже родом они все
походили одна на другую, будто были скроены, сшиты одной рукой. Этакие
одинаковые поношенные куклы. На них мог быть платок иди берет, они могли
быть простоволосы, но это не обманывало лроницательный взгляд. Лица стерты
и невыразительно круглы, ноги коротки и некрасиво обуты, руки недлинны, а
сами тела будто обрезаны - этакие обрубыши.
Это были матери, когда-то родившие сдержанно идущих к ним или
опрометью бегущих детей. Детей, которые им больше не принадлежали, и
потому, наверное, наблюдавшие интерна-товцы женщин этих матерями не