"Виктор Лихачев. Кто услышит коноплянку? [H]" - читать интересную книгу автора

поводу...
- Милан подождет, художник - тем более. Разговор у нас будет, Сонюшка.
- Что-то серьезное?
- Да что в этой жизни может быть серьезного? Все прекрасно и чудесно, но поговорить нам,
племяшка, надо.
- Хорошо, я жду.

Глава вторая

- Ответь мне, Софья.
Дядя стоял и смотрел в окно. Девушка сидела в кресле и пила кофе из своей любимой чашки. Это был
для нее святой обряд: кофе по-турецки, любимая чашка. Дядя от кофе отказался, сказал, что
давление стало подскакивать. Молчал он долго и вот неожиданно заговорил. Софья даже вздрогнула.
- С тех пор, как ты институт закончила... нет, даже раньше, с тех пор, как ты после смерти своего
отца ко мне переехала жить, я в чем-нибудь упрекнул тебя? Я даже с советами к тебе реже лезть
старался.
- Не пойму, я что-то плохое сделала?
- Не перебивай, пожалуйста, - Владимир Николаевич Воронов повысил голос и наконец-то
повернулся к девушке лицом.
"Видимо, что-то серьезное" - Софья знала, что если дядя повышает голос, что случается редко
вообще, а на нее он никогда его не повышал, - лучше сидеть, молчать и слушать.
- Я знал, что ты у меня умница. Не скрою, порой мне начинало казаться, что ты не Николая, а моя
кровная дочь... Да ты сама знаешь, - голос Воронова стал мягче, - кроме тебя у меня никого нет.
Все, что у меня есть, - все останется тебе... Сейчас мы вроде бы разъехались, а я, уж ты прости,
продолжаю постоянно думать, как ты. Не скрою, получаю кое-какую информацию о тебе. Знаю, что
много души своей галерее отдаешь, что дела неплохо идут. Это хорошо, но это, согласись, и не
подвиг. Мы, Вороновы, всегда так жили. Нас в Старгороде работягами всегда называли. Твой дед с
войны без руки вернулся. Так вот, он себе и избу справил - один, без помощников - мы с твоим
отцом еще малолетними были. И землю он одной рукой пахал, и какой сад вырастил!
Соня смотрела на Владимира Николаевича - и ничего не понимала. Но огорчало ее не только это.
Она могла дать себе голову на отсечение, что за тот месяц, что они не виделись, дядя в чем-то
неуловимо изменился. Более нервными стали движения, а слова... Море слов, целая речь. Раньше он
одной фразой мог объяснить суть проблемы.
- Смок, может, все-таки попьешь кофейку?
- Я же просил, дорогая, меня не перебивать.
- Молчу, молчу. Как мышка в норке.
- Так вот, как видишь, я остаюсь объективным. У тебя светлая головка - думаю, ты все поймешь.
Меня беспокоит твоя личная жизнь. Да, да, не делай глаза круглыми. А поскольку это твоя, и личная
- жизнь, постараюсь быть тактичным... Говорят, ты мальчиками увлеклась? Меняешь их, как
перчатки?
- Ничего не скажешь, очень тактично. И кто тебе это сказал?
- Глупый вопрос. Значит, этакий Дон Жуан в юбке. Только ты учти, моя дорогая, то, что мужикам
легко сходит с рук, - им это даже в достоинство ставится, - то женщине не прощается - как бы
умна, богата и красива она не была. Знаешь, каким словом таких любвеобильных в народе называют?
- Скажи. Скажи, что же ты замолчал?
- А ты не обижайся. Мне разве не обидно: какая тихоня была, все книги читала. Вспомни, тебя все
встречные-поперечные тургеневской девушкой называли. И вдруг как с цепи сорвалась. Это все
богема твоя хренова.
- Дашь мне сказать? Или еще будешь мне мозги ввинчивать? - Теперь уже Софья завелась не
на шутку. - Во-первых... - И вдруг она засмеялась.