"Виктор Лихачев. Кто услышит коноплянку? [H]" - читать интересную книгу автора

озорничать да людей обижать - пришли к нему на квартиру вечером человек пятнадцать...
- Да брешешь, тетка. Пятеро их было. Я их всех знаю.
- А хоть и пять. И сказали своему председателю: баловать с народом будешь - вмиг порешим. И ни
одна милиция тебе не поможет. А нас всех все равно не посодют.
- Это точно, - кивнул головой Иван. - В Степинке серьезные мужики. У нас другой народ... А вот
поди, рассуди: тихий народ, тихий, а друг другу пакости делаем. Ты заметил, я машину внутри двора
ставлю?
- Что так?
- Воруют. Сняли у меня передние зеркала, представляешь? Да разве когда такое было?
- Грустные вещи ты, Иван, рассказываешь.
- Знамо, грустные. Комбайны теперь в мастерских не оставляют - к дому подгоняют. Иначе все
разберут, до колесика.
- Вот так, Мишенька, и живем, - подвела итог тетка Елена.
Но как ни сочувствовал своим родичам Киреев, на душе все равно было хорошо. Будто и не было
огромной и суетливой Москвы и будто он вновь - молодой паренек, у которого вся жизнь впереди.
- А помнишь, Иван, какие в Ситовке щуки водились? - неожиданно спросил он дядю. - Мой родной
дед от вашего дома как раз наискосок жил, на том берегу Ситовки. А однажды мы угря поймали. Его у
вас вьюном называют. Мы еще его в бочку положили, и он там жил...
- Эх, обмелела Ситовка. Выше ее по течению такая плотина была...
- Почему была?
- Спустили. Председатель с дружками. Рыбки им захотелось, язви их душу. А сама Ситовка сейчас
мне по пояс. Да-а...
На следующий день Киреев переделал уйму дел. Отвез тетку Анюту в больницу. Вместе с теткой Леной
сходил на кладбище, где покоились все его родственники как с отцовской, так и с материнской
стороны. Тетка крестилась перед каждой могилкой, а Киреев кланялся. День выдался замечательный.
Высоко в небе пел жаворонок. Огромные деревья стояли тихо, как часовые. Могилка дочери тетки
Анюты, погибшей в семь лет в результате несчастного случая, поразила его. Скромная ограда. Холмик.
Деревянный крест. Но - чудо: крест стал расти и превратился в дерево. Как деревце могло
существовать без корней - уму непостижимо.
С кладбища они шли молча.
- Теть Лен, - обратился к спутнице Михаил Прокофьевич. - Я, пожалуй, завтра поеду.
- Как знаешь, Мишенька. А то - поживи чуток.
- Рад бы больше, да надо ехать. А сегодня хочу по окрестностям походить, в дома дедовские зайду: и
к Михаилу и к Василию. Ты не возражаешь? А к вам к вечеру приду. Посидим на дорожку, погуторим, а
завтра с утра и поеду.
- Погуторим. Ты над нами, неграмотными, не смейся.
- Да я и не собирался, мне нравится ваш говор: гуторить, надысь, осокарь, арепей.
- А как правильно?
- Репей.
- Да ну?
- А мне по-вашему больше нравится.
- Ну и хорошо. Я вечером аржаников напеку, ты любил их в детстве.
- Аржаников? То есть ржаных лепешек? А, вы же говорите аржаная мука.
- Аржаная. С Иваном еще погуторите. А то, глядишь, только к холодным ногам моим и приедешь.
Киреев подумал: "Еще неизвестно, у кого ноги раньше холодными станут", но ничего не сказал. На
главной улице деревни они расстались: тетка повернула к дому, а Киреев направился в район села,
который называли Маревкой. Там когда-то жили оба его деда.

Глава одиннадцатая