"Виктор Лихачев. Кто услышит коноплянку? [H]" - читать интересную книгу автора

простить, что села на заднее сиденье, а Илюшку вперед посадила.
- Ему сколько было?
- Тринадцать...
Неожиданно для себя Киреев поклонился Наталье Михайловне в пояс, а затем, ничего не говоря, не
прощаясь, поспешил прочь.

Глава девятая

Иванов Григорий Романович, он же Гришаня, он же Барсук, сидел на кухне у своей старинной
приятельницы Юльки и изливал ей душу. Вообще-то в настоящий момент Гришаня, как он сам
выражался, "крутил любовь" с другой девушкой, но вчера, после похорон Владимира Николаевича,
ноги сами привели его сюда. Разумеется, был риск кого-нибудь здесь встретить, как никак они не
виделись почти полгода. Но, с другой стороны, Гришаня, будучи убежденным холостяком, имел
удивительное свойство: он умудрялся тихо, без ссор, истерик покидать своих возлюбленных, а потом,
так же тихо вновь появлялся на горизонте. Из всех его приятельниц Юлька была самой умной, или,
как он сам говорил, "с понятием баба". Правда, это Гришаня понял, только оставив ее.
- Переночевать пустишь? - без лишних предисловий, стоя у порога, спросил Григорий.
- И всего-то? Если только переночевать - иди в гостиницу.
Вот девка, даже бровью не повела, будто вчера последний раз виделись.
- Ты же знаешь, я ни от чего не откажусь. - Гришаню было тяжело смутить. Он отодвинул Юльку в
сторону и прошел в комнату. - Ты одна?
- А ты не слыхал, я два дня как замуж вышла. Сейчас муж с работы придет.
- Болтаешь. Кому ты кроме меня нужна?
- Так уж и никому?
Юлька сделала вид, что обиделась, но Гришаня понял, что, во-первых, мужским духом в квартире
Юлии Антоновны Селивановой не пахло, а во-вторых, что он прощен. У нее была черта, которая очень
нравилась обычно сдержанному и неразговорчивому Иванову: Юлька, несмотря на то, что любила
поприкалывать, умела хранить тайны - и свои, и чужие. В отличие от абсолютного большинства
других женщин. В его теперешнем состоянии это было важно.
Будучи "бабой с понятием", молодая женщина сначала накормила гостя, затем постелила ему
постель, не забыв сама лечь туда. Утром вновь накормила и лишь затем, вымыв посуду и сев напротив
него, сказала:
- Ну, рассказывай. Вижу, что-то ломает тебя. Правильно, что ко мне пришел. Это вы, мужики,
думаете, что баба только для постели нужна или детей рожать. Рассказывай.
И он стал рассказывать. О том, как убили Воронова и погиб хороший парень, его сменщик Пашка
Воробьев, у которого двое детишек осталось. И еще о том, что он, Гришаня, вроде бы радоваться
должен: в тот роковой вечер ему с хозяином рядом находиться было должно, но проклятый радикулит
скрутил и - "я дома три дня провалялся, а тут включаю телевизор, а там такое". Болит все равно
душа, болит. Будто и Ворона предал, и Пашку подставил.
- Это ты брось, Барсук, - перебила его Юлька. - Ты первым делом должен был в церковь сходить,
Богу свечку поставить. Считай, что ты второй раз родился... А спина-то как, болит?
- Вроде бы лучше. А что?
- Да так, просто о здоровье справилась... А ведь никакого радикулита у тебя и в помине не было. -
Юлька отхлебнула из бутылки пива и, усмехаясь, посмотрела прямо в глаза Гришане.
- Почему это не было? Я и справку могу показать. - Иванов разволновался. - Ты на что намекаешь?
- Да ни на что. Мы с тобой, Барсучок, в постели не в шахматы играли. Уж как ты кувыркался -
акробат, ни дать ни взять. А я же не зря почти семь лет массажисткой проработала, кое в чем
соображаю. После приступа радикулита так не кувыркаются, дружок.
Гришаня рассвирепел.
- Ты, в натуре, хочешь сказать, что я сейчас тебе лапшу на уши вешаю?