"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу автора

генеральша через город шла, губки синие поджала с достоинством: пострадала
невинно, над доносчиком подлым - бог, небо. Небо было мартовским, тяжёлым,
белым. Под небом обвислым по тали чёрной люди тащились. Генеральша по
Трубниковскому шла, на дома знакомые с вывесками новыми смотрела, вздыхала.
К Цинцинатору постучала, во френче в переднюю вышел, поздоровался без
сочувствия, чтобы не повредить чем, ключ отдал. Генеральша в ковчег вошла,
охнула: было в ковчеге всего не только по паре, а вовсе и по одному не
хватало: один столик оставили, да печурка ржавела холодная: в комнате
Цинцинатора мебель красная, шёлковая, с цветочками, стояла, ковёр персидский
на стене раскинулся - генеральша губами дрожащими спросила, по какому праву
к себе перенёс. Цинцинатор красным надулся, синие жилы на лбу налил,
гаркнул:
- С контрреволюционным элементом переговоров вести не желаю...
Конфисковано по декрету. Потрудитесь не мешать заниматься ответственною
работой.
Генеральша до вечера в ковчеге холодном пролежала,- к вечеру из комнаты
справа полярной мистера Джекобса в ковчег разорённый вдвинула, села у
холодной печурки, сухим кулачком щёку подперла, сказала: - Один вы у меня
остались, мистер Джекобс,- мистер Джекобс глазом круглым взглянул,
вспушился, да такое вдруг гаркнул в ответ, что как сидела генеральша на
стуле, так до вечера и осталась, не двигаясь. А мистер Джекобс, довольный,
ковчег оглядывал, воркотал и сыпал, сыпал такое, что даже сам подавился.
Генеральша на пятый день на Смоленском стояла, на земле в клетке мистер
Джекобс пушился,- китаец подошёл, присел, подул ему под перо, сказал:
- Куплю, мало-мало... твоя сколько хосис? Попугая не шанго... старая
птиса,- всё приседал, лопотал, пальцем по ладони чертил. Потом деньги вынул,
отмусолил, понёс клетку. Мистер Джекобс хохлился, качался, плыл: учиться
предсказывать судьбу, китайское счастье из ящика вытягивать.
Генеральша в ковчег опустевший вернулась, посреди села, руки сложила.
Мухи все спали, брюхами кверху. Цинцинатор на заседание с портфелем уехал на
кляче сивой. Сосед справа от всех своих дезертиров под шубой на льдине
лежал, пышал не чаем налитый, а кровью горячей, розовую сыпь на грудь и лоб
выгонявшей.
Генеральша, как вспомнила словами, какими приветил её мистер Джекобс,
голову на жёсткую подушку, бисером вышитую, положила, поплыла: в ковчеге
полярном, по морю северному - до самой тьмы: пока щекою рисунка цветистого,
бисерного не переняла.

Зима 1922 года
Москва

КИТАЙ

Хороший народ - китайцы, и рис едят палочками. А вот как возьмут тебя
под уплотненье, да по ордеру жилищного вселят: в гостиную, под Клевера, под
лес на закате, с мебелью родовой от Черномордика - вдову агронома сам-пять:
все дитьё,- и чтоб китайцев скорёжило, хоть и разводят рис: косоглазые и
ласточкины гнезда едят, под мандаринами ходят. А до мандаринов ли, когда по
талону седьмому третий день обещают, а хлеба не дают. По пятому выдали:
канареечного семени полфунта; оно бы ничего по-канареечному запеть, да с