"Владимир Личутин. Вознесение ("Раскол" #3) " - читать интересную книгу автора

богомольника и заслужил повсюдную молву великого Господина, защитника и
заступленника сирых, радетеля и благодетеля. Даже самый-то душегубец,
безжалостно окорнанный палачом, лишь захоти своею волею очистить грешную
душу свою, будет оприючен в Соловецкой обители до гробовой доски. Помнят,
помнят еще монахи: и последние станут первыми, ибо никому не закрыты врата в
Царствие Небесное.
Исполнились мечтания преподобных старцев. Лики их засветились на
иконных досках, а слава монастыря проникла во все укромины Руси. Уже к
царствию Алексея Михайловича обитель прикопила дареньями великих государей и
вкладами ревностных молитвенников да закладными многие поморские волостки и
селища, и слободки, погосты, деревни, выселки: Пияль и Нюхчу, Анзеры и
Золотицкий берег, Кушерецкое, Варзугу, Вирму, Шижню, Сороку и Колежму, Сухой
наволок, Лямцы и Кильбоостров, богатые угодья по Двине и Выгу, и Керети, и
Золотице, и Кеми. Монастырь не только оброчил поморцев, изо всякого
промыслу - зверного и пушного, и рыбного, и кузнечного, и сермяжного, и
скорняжного - забирая в Божий дом десятину, но и отошли во владения монахам
солеварницы и салотопни, канатные и сетные избы, семужьи и сельдяные тони по
морскому берегу, и ловища мелкой рыбы по лешим местам в речках и озерах, и
сенокосы, и страдомые пашенные земли, и лешие звериные ухожья.
Вверх по Двине тянули бурлаки насады с рогозницами соли (до ста тысяч
пудов соли вываривал монастырь в цренах из беломорской воды), а с Вологды и
Устюга рекою и морем, с перевалкою в Архангельском городе с барок и
полубарок на лодьи и кочмары, везли приказчики на общежительский монаший
стол рожь, и ячмень, и овес, и пшеницу, крупы всех видов, масло конопляное и
коровье, горох, мед, черную икру, мясо свиное, вина (романею и ренское),
сукна старческие, свиточные, манатейные, сукна сермяжные, овчины, кожи
задубные, юфть белую и красную, полотна разных сортов, ложки и блюда
иверские, да мыла костромские и борисоглебские, парусное полотно, пеньку,
вяземскую пряжу, холсты рубашечные, сукна кирилловские и заозерские,
рогозины, посконь, лыко, смолу, деготь, воск, ладан, медную и оловянную
посуду... Зерно закупали по обыкновению в урожайные годы, когда дешев был
торг, и того хлебного запасу хватало при нужде лет на десять и более: во
время хлебной дорогови монастырские приказчики терпеливо дожидались
милостивой цены.
Но ведь и сидел-то монастырь на островах не как старый
скряга-процентщик на сундуках с золотом, но кормил и одевал не только братию
и трудников, и наймитов (тысячи с полторы едоков), но и всякого
богомольника, что притек на лодье за духом святым, и всякого вконец
обнищавшего казачка, бобыля и детеныша на морском берегу, кого догнала
крайняя бесхлебица; да и погорелец иль болезный мужичонко, попросив
милостыньку, получал от игумена не только доброе благословение, но и ту
полтину, что помогала семье вытянуться из нужды... Вот и царская казна
забирала оброком шестьсот рублей ежегодно; и войны, что донимали Русь с
угрюмым постоянством, не раз приопустошали монастырские запасы. Только
Алексею Михайловичу на войну с Польшею соловецкий игумен отвез сорок пять
тысяч рублей серебром.
Но и такие траты не разорили обитель: ризница постоянно пополнялась
дорогой церковной срядью, а казна - ефимками и угорскими корабельниками, и
русскими рублями, и прутяным золотом, и серебряной посудою, аксамитами и
бархатом, и кованым узорочьем, и меховой рухлядью. Если торговля солью