"Владимир Личутин. Крестный путь ("Раскол" #2) " - читать интересную книгу автора

множество имею в себе, а о том возбраняет ми совесть писати, что чист от
греха: ох люто так глаголати человеку, наипаче же мне, что чист от греха".
Февраля десятого дня 1655 года Алексей Михайлович переехал с семьею в
Москву, чтобы приложиться в Успенском соборе к мощам святого
Петра-чудотворца; бояр и всех горожан обвеселить от печали и кручины, в кою
глубоко пала престольная; семью обустроить во Дворце, наладить чин и сряд,
подновить сени, повалуши, мыльни и каменные переходы, заново опушить сукном
окна и двери, сквозь кои струился смрадный ненасытный дух огневицы; и
опочивальню оживить, да в мирной тихости и любви затеять в чреве Марьюшки то
желанное дитятко, кому бы с охотою передать свое место.
И всяк христовенький решил еще задолго от Москвы встретить государя,
облачась в лучшее цветное платье, прожаренное от холеры, и каждая церквица,
имеющая медное петье и сохранившая служку, целый день раскачивала колокола.
Был бы только жив и здрав государь, да чтоб беспечальна была его родница, и
чтоб всяк из служек был приклончив к нему и верен, а там и царство осилит
любую тугу и немочь, хоть тыщи драконов слетятся с бранью на русские
просторы. Едет-попадает царь-свет, сам Господь спосылал на него военные
удачи и милости; восстала из долгого полона Малая и Белая Русь и вошла в
словенскую православную семью! Ну как тут не воспеть радостные стихиры и не
восславить Спасителя нашего! Пируйте, многопировники, ублажайте черева
ненасытные, многоядцы; источайтесь в ложных улыбках, льстивые и
сладкоголосые, - все простится вам в светлый день.
...Искрящийся игольчатый снег с легкой струистой поземкою, будто
беленые холсты скатывают в трубы с равнин в лощины и распадки; песцовыми
хвостами поносуха свивается вокруг расписных катанок, забиваясь в укромины
под подолы и бодря плоть; сугробы уже по-весеннему бусеют в отрогах, и
сквозь рыхлую покать бездонных забоев пробивает ранняя лимонная желтизна;
щемит взор белизна венчальных покровов, в кои облачилась невеста-Русь,
сокрыв шелуху грязи, скорби; близкая восторженная слеза копится во взоре от
напряжения, с каким вглядывались посадские за мреющую излуку в иссиня-черную
медвежью шкуру леса, откуда должен появиться государев обоз.
"Едут-едут!" - вскричали дозорщики, всползшие на вековые дубы, и,
рискуя разбиться, посыпались с гляденя вниз, когда показалась за головным
стремянным стрелецким полком цветная каптана с ближним стольником на ухабе и
первыми боярами на наклестках грузных развалистых саней с широкими обводами,
глубоко увязающих в сыпучие хрусткие снега, невдолге приутоптанные
передовыми поезжанами и вновь разбитые в кашу ратными коньми. В избушке
изузоренных саней за слюдяными оконцами в серебряной оплетке, угретый
собольей одеяльницей, впервые сидит рядом с великим государем и Никон
патриарх, так щедро обвеличенный собинным другом. И стало на всем
пространстве зимних примосковских полей вдруг тесно и жарко, как тесно
бывает в груди, переполненной чувств. И повалился люд православный в снег,
счастливо возрыдав и за жаркой слезою не видя ничего окрест, окромя луны и
солнца, разом воссиявших в дневном небе. И неведомо было, кто кого затмил
нынче...
А спустя три месяца Алексей Михайлович в глубокой тайне снова съехал на
войну, чтобы приступить к литовским городам.

Да и было от кого таиться, ибо Русь, отбитая от Речи Посполитой и
Литвы, кишела лазутчиками, шпыни подгородные, подговорщики и шиши скрадывали