"Владимир Личутин. Венчание на царство ("Раскол" #1) " - читать интересную книгу автора

прорицатели, неистовой стаей окружившие православный крест, и не в силах
отпасть от него; цветник, возросший на Черной книге, осыпанный шипами и
перхотью неизжитой мести; где вы, читальщики и исповедатели Рафли и
Шестокрыла, Воронограя и Остромита, Зодия и Альманаха, Звездочетьи и
Аристотелевых Врат, говорят, вы провидите время, как небесные своды и толщи
вод...

Но смутой и холодом лукавого обавного ума пронизывает меня, как
сквозняком, и я пугаюсь и вас, торопливо пряча уже протянутую к Черной книге
влажную руку. Из заповеданных рассказов бывалых людей известно, что Черная
книга хранилась на дне морском под горячим камнем Алатырем. Какой-то
чернокнижник получил завет от старой ведьмы отыскать Черную книгу. Что он и
сделал. С тех пор гуляет она по белому свету: было время, когда Черную книгу
заклали в стены Сухаревой башни. Но вот и башня та осыпалась, а книга та
заповеданная, связанная страшным проклятием на десять тысяч лет, стала как
бысть невидима. В ком Бог, в том и сила: но что за искус поманывает, что за
наваждение в том обавном, неискреннем, что хоронят в себе всякие чары:
знать, не меньшая власть и в наваждении. Есть лазурное небо, но живет и
Потьма, не избежать нам Золотого кольца.

Есть поверие, что умершие чернокнижники в белых саванах своих навещают
родные дома и шарят по избам, ища свою заветную книгу, стучат в окна и
двери, сводят домашний скот и с родичами творят проказы. Когда терпению
приходит конец, чернокнижника выкапывают, кладут во гробе ничком,
подрезывают пятки и снова засыпают землею. Дока, местный кудесник, шепчет
заговоры, а домашние покойника вбивают осиновый кол между плечами.

Всякий темный дух как бы пригвожден к земле, нет ему полета; мать -
сыра земля дает слову густого замеса и лишает крылатости; речи, опершиеся на
Черную книгу, лежат на страницах, как исторгнутые из пашни каменья. Значит,
и на обавников нет мне надеи? Но случается, что камни летят с небес,
сверкающие, как смарагды, от них сыплется голубая алмазная пыль. Они спешат
к земле, откинув пылающий хвост, и сулят людям несчастья.

Все суета сует, все однажды источится в лед и пламень: слово,
прорастающее из земли, и слово, летящее с небес. Так к чему мои страды? что
тщусь я прочитать в потемках иссякших лет? какие поучения и уроки, какие
заповеди и заветы? Может, давно уже заплесневели они, обветшали и в их
скорлупе давно нет сердца, как протрухла болонь у изжитого палого дерева.

Но для чего пели молодицы на игрищах (нынешние прабабки мои): "Коза,
коза бя, где ты была? Коней стерегла. И где кони? Они в лес ушли. И где тот
лес? Черви выточили. И где черви? Они в гору ушли. И где гора? Быки
выкопали. И где быки? В воду ушли. И где вода? Гуси выпили. И где гуси? В
тростник ушли. И где тростник? Девки выломали. И где девки? Замуж вышли. И
где мужья? Они померли. И где гроба? Они погнили".

И не хороводная вроде бы песня-то, но пели на игрищах. Это песня
бессмертия.