"Владимир Личутин. Любостай" - читать интересную книгу автора

- Ну что я могу поделать, если я одна, - просто, искренно сказала Лиза.
Эта открытость души позднее еще не раз будет смущать Бурнашова. Простота
хуже воровства. Ведь не глупа же, напротив даже, необычность ее суждений
подкупает, но откуда эта обескураживающая наивность? - Я одна, ну и что! Я
не могу быть с кем-то не по любви. Я хочу любить, а никого вокруг нет. Ну
что мне делать, если я такая? - Лиза уронила в подставленные руки голову,
словно намеревалась заплакать.
- Потому и одна, что ты попересьна баба, - вместо утешения сказал
братан. - Ты все напоперечку, ты хочешь, чтобы по-твоему выходило, вот и
живи как костыль.
- Да, я попересьна, я всю жизнь была попересьна. Я злая была, наверное.
Я кровищи попортила людям. Я выпила кровищи, нервов поизорвала. Повысушила я
злого коренья, многим в шти натолкла, извела со свету. Да, я такая, я
ведьма. И уж что, мне более не жить? - Лиза подняла голову, ее глаза
оказались полны глубокой чистой зелени, накусанные губы зардели, вся она
была освещена струящим голубоватым светом, исходящим неведомо откуда. На
засторонке печи едва мерцала керосинка без стекла, оттуда не могло исходить
это сияние, окна завешены черным пологом.
Бурнашов невольно залюбовался девушкой. Ох ты, кот-котень, тайно
пожурил себя. Берегись, Бурнашов, у пропасти стоишь.
- Вот возьму за котыни тебя и надеру, наволочу попересьну, чтобы людей
не изводила, давала жить.
- Ой, за котыни, ой, за котыни надеру! За волосье, что ли? - залилась
Лизанька, ей нравилось повторять уже полузабытый родной говор: кровные
сердечные слова, впитанные с кровью, уже казались чужими, странными и от
того полными забавы, искуса и новых значений. Как бы с чужой стороны прибыла
в Русь на излете лет, начисто перезабыв прежнюю жизнь. - А и то котыни, три
волосины в шесть рядов. Лысину ладошкой не прикрыть. Оплешивею, Веня, так
кто меня, страхолюдину, замуж тогда возьмет?
Лизе вроде бы нравилось издеваться, надсмехаться над собою, но меж тем
девушка ревниво наблюдала, с каким чувством откликаются на ее речи путники.
Но они лишь смеялись легко, без желчи и неприязни, никто не хотел досадить,
никто не укалывал, каждый утык был сказан с легкой душою, и Лиза тоже не
обижалась. И то, что она не вставала в позу, тоже облегчало застолье,
настраивало на дурашливость. Мужики беспричинно громко хохотали, так, что
дребезжали стекла, худо обмазанные пластилином, и Лиза тоже заливалась
тонехонько, забыв про недавние слезы. Она была воистину прелестна, и
Бурнашов, любуясь, не сводил с девушки взгляда, завидовал тому, неведомому,
кто владеет ее сердцем. Лиза же часто, будто случайно, взглядывала на
Бурнашова мерцающими прозрачными глазами, и что-то призывное, завлекающее
промелькивало в них. Всплеск сполоха, случайная искра, отражение от
керосиновой лампешки? Игривая шутка взбалмошного сердца иль девичий кураж?
Как ни молода, но, наверное, женщина? А любой женщине всегда хочется игры,
пусть и необязательной, только бы польстить себе и утешиться собственной
неотразимостью, легким необязательным флиртом, разогревающим кровь. Позвала
бы, остался тут с нею навсегда, ей-ей. Что мне терять? Куда стремиться, кто
ждет меня в иных краях? Ты так мечтал поселиться на земле, Алексей Бурнашов.
Вот и случай в руки. Будешь жить посреди леса, гонять зверя, рубить дрова,
моститься ночью на узком скрипучем ложе, обласкивая молодую женщину возле
себя долгим прикосновением руки, подтыкивая тряпичной окуткой с боков, чтобы