"Андрей Льгов. Олаф Торкланд и принц данов ("Непобедимый Олаф" #1)" - читать интересную книгу автора

нас утопить.
- Нет, - прохрипел Торкланд, - они, наверно, просто захотели поплавать,
шутка ли для моего змея простоять в этом болоте целый день и целую ночь,
сейчас я его отпущу, пусть погуляет.
- А может, не надо? - пьяным голосом спросил Хэймлет, какая-то мысль
вертелась в его затуманенных мозгах. Он откуда-то знал, что, не надо
отпускать драккары поплавать, но не мог точно сформулировать, почему этого
делать не стоит, и потому решил не спорить со своим урманским другом.
Торкланд встал на ноги и, достав из-за голенища нож, направился к носу
ладьи. Он шаркал по палубе подошвами сапог, пытаясь удержать равновесие.
- Ну и качка сегодня! - Викинг вытер взмыленный лоб.
Хэймлет, горя желанием поддержать товарища, вскочил на ноги, и тут,
видимо, большущая волна подбросила ладью, опрокинув датчанина лицом на
палубный настил. Олаф, видя падение товарища, тоже не устоял на ногах и
распластался на палубе. Встав на четвереньки, он вдруг обнаружил, что в
таком положении качки не чувствуется вообще. Кнарр опять задел скалу. Олаф
вспомнил, зачем у него нож в руке, и, не стесняясь, направился на
четвереньках на нос корабля. Ладью тряхнуло еще раз, видно, неугомонные
корабли так и рвались на волю, а плененный кнарр, застрявший в скалах,
мешал им.
Олаф наконец добрался до носа ладьи и полоснул ножичком по канату:
- Иди, дорогой, поплавай чуть-чуть.
Натянутая до предела веревка тут же со звоном лопнула, кнарр резко
отпрянул от скалы, так что Олаф чуть не вывалился за борт.
Больше ничто не отвлекало викингов от достойного занятия, и они
увлеченно продолжили начатое дело.
- Я вообще не конунг, а сэконунг, - рассказывал о себе Хэймлет, - да и
то опальный. Моя мачеха, дырявая подстилка для треллов, спуталась с
Клэвином, вонючим боровом, моим родным дядюшкой. - Он взял бочонок и,
переведя дух, отхлебнул вина. - Так вот, когда мой папашка застал эту
парочку на горячем, он по доброте душевной велел мачехе выметаться из
дома, дядюшке просто разбил морду, а сам, напившись, лег спать.
- Я бы намотал ее волосы на кулак - и головой об лавку! - разочарованно
воскликнул внимательный слушатель. - А его заставил бы сожрать все дерьмо
из конюшни, а потом скормил бы свиньям! - И Олаф припал губами к посудине.
- Но мачеха, грязная Сигюн, этой же ночью перерезала папаше горло,
воспользовавшись его нетрезвым состоянием, а потом свалила все на меня.
Как назло я в это время развлекался с крошкой Эйхель, и никто не смог бы
подтвердить, что в ту ночь видел меня в своей компании. А кто же поверит
сопливой девчонке? Да и я велел ей пока держать язык за зубами, чтобы
сберечь ее белую шейку. Клэвин, подстрекаемый этой шлюхой, моей мачехой,
поднял на меня людей, но он, сухопутная собака, ни разу не выходил в море,
и, несмотря на все доказательства, подстроенные мачехой, половина викингов
встала за меня. Обстоятельства сложились не в нашу пользу и мы ушли на
корабли. В тот вечер я поклялся перед светлыми ликами всех асов, что
намотаю на меч поганые кишки Клэвина, а мачеху отдам на поругание
рабу-черпальщику. Пользуясь тем, что флот данов остался у нас в руках, я
разослал корабли в разные стороны, чтобы оповестить датских ярлов о
чудовищной измене и склонить их на свою сторону. Сам же я отправился на
"Фенрире" на север, посмотреть, так ли страшны урманские ярлы, как о них