"Клайв Стейплз Льюис. Боль" - читать интересную книгу автора

игнорирование или же вменимое в вину незнание этой нужды любящим. Ни одно из
этих условий не присутствует в отношении Бога к человеку. У Бога нет нужд.
Человеческая любовь, как учит нас Платон, есть дитя нищеты - отсутствия или
нехватки; она порождается реальным или воображаемым благом в возлюбленном, в
котором любящий нуждается, или которого он желает. Но любовь Бога не только
не порождается наличием блага в своем предмете, но служит причиной всего
блага, имеющегося в нем, давая ему прежде всего существование, а затем
реальные, хотя и производные, качества, делающие его достойным любви. Бог -
средоточие блага. Он может давать благо, но не может нуждаться в нем или
получать его. В этом смысле вся Его любовь является, так сказать, бездонно
самоотверженной по определению - она все отдает и ничего не получает.
Поэтому, если порой Бог говорит так, словно то, что превыше страстей, может
быть подвержено страсти, и предвечная полнота может иметь нужду, и при этом
нужду в существах, которым она ниспосылает буквально все, начиная с самого
их существования, это может лишь значить, если это вообще значит что-либо,
доступное нашему разумению, что Бог посредством чуда придал Себе способность
иметь такую нужду, и создал в Себе то, что может ее удовлетворить. Если Он
имеет потребность в нас, такая потребность есть результат Его собственного
выбора. Если не ведающее перемен сердце может быть отягощено куклами его
собственного изготовления, то лишь потому, что ничто иное, как Божественное
Всемогущество, в смирении, превосходящем разумение, одарило его такой
способностью. Если мир существует в основном не затем, чтобы мы могли любить
Бога, но чтобы Бог мог любить нас, то и этот факт, на более глубоком уровне,
предполагает нашу пользу. Если Тот, Кто внутри Себя ни в чем не имеет
недостатка, соизволяет нуждаться в нас, то это потому, что мы нуждаемся в
том, чтобы в нас нуждались. Впереди и позади всех отношений Бога с
человеком, какими мы узнаем их теперь из христианства, разверзается пропасть
Божественного акта чистого даяния - избрания человека из небытия быть
возлюбленным Бога, и поэтому, в некотором смысле, объектом нужды и желания
для Бога, Который, за пределами этого акта, не имеет нужд и желаний,
поскольку Он от вечности владеет всеми благами и Сам есть всяческое благо. И
этот акт преследует нашу пользу. Знакомство с любовью - благо для нас, а в
особенности с любовью наилучшего объекта. Бога. Но быть знакомым с ней как с
любовью, в которой мы в первую очередь ухаживающая сторона, а Бог -
ухаживаемая, в которой мы искали, а Он был найден, в которой на первом месте
стоит Его соответствие нашим нуждам, а не наоборот, - значит быть знакомым с
ней в форме, ложной по самой природе вещей. Ибо мы - всего лишь твари, наша
роль всегда должна быть- ролью предмета действия по отношению к его агенту,
женским началом по отношению к мужскому, зеркалом - к свету, эхом - к
голосу. Нашей высочайшей деятельностью должен быть ответ, а не инициатива.
Поэтому, испытать любовь Богу в ее истинной, а не иллюзорной форме, - значит
испытать ее как нашу полную уступку Его требованию, наше согласие с Его
желанием. Испытать же ее противоположным образом - это, так сказать,
солецизм против грамматики бытия. Я, конечно, не отрицаю, что на
определенном уровне мы вправе говорить о душе, ищущей Бога, и о Боге, как
адресате любви такой души, но в конечном счете душа в поисках Бога - это
лишь внешний образ поисков души Богом, поскольку все исходит от Него,
поскольку самая возможность нашей любви - это Его дар нам, и поскольку наша
свобода - это лишь свобода лучшего или худшего ответа. Поэтому, на мой
взгляд, ничто так резко не противопоставляет языческий теизм христианству,