"Михаил Левитин. Еврейский Бог в Париже (Повесть) " - читать интересную книгу автора

я потом понял, что она и не собиралась мстить, она думала об умершем, а не
обо мне. Для того, чтобы она обратила на меня внимание, мы должны были бы
поменяться с ним местами.
Я вышел за дверь. Кто только не проходил мимо нее за столетие, какая
счастливая дверь! И, может быть, пьяный Верлен дремал на ступени,
прислонившись к ней. Я в Париже, я живу за дверью, к которой прислонялся
Верлен. И, оглянувшись, чтобы все-таки не ошибиться дверью, когда вернусь, я
пошел привычной дорогой по направлению к Сите, мне нравилось вспоминать
Париж, вся моя жизнь была только преддверием к Парижу.
Когда я вернулся, они уже спали, след их шепота еще оставался в
комнате, обрадовался, что сразу уснули на новом месте, погоревал, что
уснули, не видя ночного Парижа.
Мой уход, как и возвращение, остались незамеченными, только малыш,
когда я лег рядом, сонно сказал:
- Я не сплю. Ты не обиделся?
- На что?
- Что я не пошел с тобой, такая комната хорошая.
- Я не обиделся.
- А я твой мотивчик помню, ты забыл, а я помню. Утром напомни.
И уснул окончательно.
Я не хотел спать, смотрел на полосы света, розовые, зеленые, мечтал
подойти к окну и взглянуть на целующихся, но боялся потревожить своих.
Заметила ли она, что Париж не спит, не спит, будто боится пропустить самое
главное - жизнь?
Не заметила, а ложась в постель, не преминула подумать, что я уже был в
этой квартире с другой или другими, черт знает какие у меня здесь друзья,
она и знакомиться с ними не хотела, мне просто приятно еще глубже окунуть ее
в мерзость, в отраву измены, она думала обо мне так, будто никогда за жизнь
не позволяла себе думать обо мне хорошо, не заносила в свой дневник все, что
успела узнать обо мне.
Из необыкновенного я был разжалован не просто в обыкновенные - в
худшие, в самые худшие, просто - в чужие. И это с чужим и детьми от чужого
она приехала сейчас в Париж.
Мне было жаль ее, хотелось разбудить, обнять, объяснить, что я не
изменился, что только с ними я тот, кого она любит, а все остальное я прошу
не заставлять меня обдумывать или того хуже - каяться, нет ничего
отвратительней кающегося грешника, у меня еще хватит времени понять правоту
свою или неправоту, разобраться.
Человек не всегда живет осмысленно, жить осмысленно - все равно что
постоянно ощущать, что ты горбат, или слеп, или что-то еще в этом роде. Я не
могу объяснить ей, что она слишком заслонила меня от мира, я жил в какой-то
резервации любви и однажды сказал ей: "Не могу тебя целовать, сплошная
идиллия".
"Плохо тебе?"
"Но я же еще не в раю".
Она обиделась, потому что привыкла так меня целовать, ей показалось,
что я пресытился ее любовью, и долго пришлось объяснять, что пошутил, может
быть, и не совсем удачно.
Она была слишком хороша для моих шуток, до сих пор не знаю, как у нее с
юмором, плакать любила, особенно выпив, на праздниках, по-бабьи, когда