"Андрей Левкин. Цыганский роман (повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

начиная от столь льстящих уму бездари рассуждений об иссякновении работающих
(что, разумеется - как всякая органика - возможно, так ведь не рассуждающим
об этом рассуждать). Можно, несколько понизив содержание пошлости в крови,
притягивать сюда за уши цикличность времени, солнечную активность,
какие-нибудь вполне, впрочем, здравые автономные комплексы Юнга - дескать, с
теми какой-то незавоз. Заговорить о том, что любая работа заставляет автора
выйти на попытки описания самого механизма этой работы - хотя и говорилось,
что это было им уже пройдено, да нет же, как это можно пройти? Но обо всем
этом не нам судить. Последняя работа заключалась в полном отсутствии работы:
на теле женщины рисунка не оказалось. Она, как и прежние, лежала совершенно
отключенная - картинки не было, разве что случайное - или не случайное?
впрочем, кажется, разница невелика - пятнышко, царапинка на ее левой щеке.
Тут, доведись им отследить всю последовательность трудов его, группа
сопутствующих лиц неминуемо, думаю, умилилась бы сему факту: полагая его
актом подписания мировой со всем окружающим миром, с тем, что мир должно
оставлять нетронутым во всей его первозданности и воспринимать оный с мудрой
полуприщуренной улыбкой; переполох бы возник, как на детском утреннике:
дзен, неделание, улет на месте. Да, дескать, был не прав, но просветлился
всем на радость, все, дескать во мне, и я, соответственно, во всем. Но не
знаю, каким бы образом группе подобных товарищей удалось бы оттрактовать тот
факт, что женщина через день выглядела подобно всем остальным, прошедшим
обработку у МТ. Впрочем, может быть, это и не важно. Мне, во всяком случае,
об этом не рассуждать.
Да, так совпало: эта работа и его уход, ну так что? Почему это
совпадение надо полагать фатально завершающим всю его деятельность: подобные
мнения возникают в голове оттого лишь, что последняя сделанная работа
сделана последней. Богатое поле для рассуждений, тавтологии можно
расписывать бесконечно. И версий строить можно сколько угодно. Что,
например, исчерпался и тут же помер. Проткнул себя любимым золлингеровским
ланцетом. Что нашел способ работать на себе. Что - тут уже сразу куча
мотивов - пошел и собрал вместе всех своих женщин, и те его хором то ли
растерзали, то ли залюбили.
Впрочем, как бы они выглядели все вместе? Комната, полная нагих
артефактов, все схожие, холодные, одинакового типа, одинакового взгляда,
разных - собранных в теплом помещении - времен: это вообразить еще возможно,
но нельзя представить, что при этом может возникнуть и произойти. В этой
компании отпечатков желая узнать себя: странно, впрочем, предполагать жизнь
допускающей лишь конечное число отдельных ее единиц, сгустков, сколов,
элементов, что больше тебе уже ничего не покажут; неужели все это так легко
и быстро исчерпывается, достигая своего описания, очерчивая себя,
заштриховывая? Что, если в самом деле... и нет ни малейшей склонности
остальную жизнь крутить калейдоскоп и елозить по доске шашками? Хотя вот и
овощи подорожали, и девочки новые подрастают, и, хоть и ерунда, да все-таки
как-то что-то, хоть, конечно, и чушь собачья, но все же, все-таки, не бог
весть что, но хоть как-то так, потихоньку, так что, в общем, как-нибудь,
ладно, будем посмотреть...


ЧАПАЕВ: МЕСТО РОЖДЕНИЯ - РИГА