"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

СССР. Она была проста: немедленно слева - совмещенный санузел, с которого
описание начинается потому, что его дверь в закрытом состоянии держалась
плохо, так что вошедший неизбежно и немедленно трахался в ее ребро лбом, что
я тогда - как сейчас вспоминается - и исполнил. Слева имелась кухня, за
тощим коридорчиком; вперед - неправомерно длинный коридор, влево - две
комнаты, напротив дальней, направо - еще одна. Уже из топографического
описания понятно, что имелся определенный тюремный колорит. Комнаты были
примерно одного размера, то есть здесь не было места, где могла бы собраться
вся семья (кухня была мала).
______________
* прошедшем продолженном (англ.).
** прошедшем всегдашнем (англ.).

Топография квартиры влияла на ее составляющие: на окнах были решетки
(первый этаж), они запирались на ключ, как я чуть позже увидел - ключи
лежали в дальней комнате на полочке возле окна, такой хлипкой, что выдержать
она смогла бы только "Айболита". Решетки были сплетены из как бы сердечек,
примерно - говяжьих. На кухне тоже были решетки, а еще и решетки изнутри
помещения (или это предполагались жалюзи?) - имевшие вид шести (по три на
каждое окно) каких-то штук, которые будто сняли с задней стенки советского
холодильника. Или что ли вентиляционные. Им трудно было придумать
назначение.
Все это облупилось, обои где были, а где тоже были, но другие. То есть
по-другому отклеивались, различались потертостями, выбоинами и цветом пятен;
свет в коридоре включался сбоку, пупочкой на веревочке, как настольная
лампа.
Одна комната числилась, поди, детской, стены там были голубого цвета, к
одной был прибит ковер, который ранее явно топтали ногами. Рядом с ним
висели часы высотой метра в полтора, из надутой пустотелой и будто смазанной
металлическим порошком пластмассы, с кучей финтифлюшек и пиздюлинок.
Конечно, часы не ходили, а назывались Miron. Это было сильное домашнее
достижение советских времен по части обретения мат. ценностей, уровень не
ниже заведующего какой-то базы. У жены Распоповича явно были связи. А вот
как она выглядела - не помню. Что-нибудь пышное.
Следующая комната своими размерами и расположением предназначалась для
интимного, имела на одной стене (во всю ее) пейзаж - фотообои: пальмы, и
голубое море, и какой-то атолл тоже с пальмой, и еще остров - без пальм, но
с большой серой горой. В этой-то комнате и был приобретен Чюрленис.
Третья комната была даже солнечной, почти пустой, кроме той самой
полочки с ключами от решеток. Был диван, как и в остальных помещениях -
продавленный, причем продавленный не чьими-то движениями, а в результате
общего обмякания материальной жизни. В этой комнате уже имелась конкретная
дыра в полу, устланная трагическим ковриком, а также честные дыры в стенах,
не скрытые уже ничем. По стене навсегда ползло что-то червячно-зеленое с
дюжиной листиков в форме сердечек, похожих на сердечки на оконных решетках.
Стены коридора и кухни чуть ниже пояса от пола были уделаны чем-то
коричневым: то ли пленкой, то ли клеенкой, - что окончательно выставляло
точную дату сооружения объекта - в тот визит еще недавнюю. Конечно, начало
семидесятых. К тому же нравственному периоду относились и скорченные резные
рожи неких афро-индусских ублюдков.