"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

легковым. Впрочем, протискиваться туда им было без пользы, там
обнаруживалось узкое пространство - двор, но практически бессмысленный,
поскольку обслуживал он когда-то исключительно нужды кинотеатра - оттуда
после сеансов выходили зрители. Этот узкий промежуток отгораживался забором,
за которым начиналась жизнь, относящаяся уже к другому кварталу. Там по сей
день благоденствовала автобаза-автокомбинат, въезд в которую находился уже
не со стороны нашей улицы.
То есть тут был черный вход в кинотеатр. Тоже, конечно, заколоченный.
Рядом было окно уже без стекол, забранное всего-то двумя досками
крест-накрест. Причем кто-то одну доску уже оторвал, а потом относительно
аккуратно вставил обратно гвоздями в дырки.
Из дома № 43, окнами выходившего во двор кинотеатра, пахло жареным
луком и другими запахами семейных жизней. Сейчас это вызывало определенную
зависть, но желания следовать все равно не производило.

Я пролез внутрь. В кинотеатре я много чего смотрел, его внутренности
помнил. Перестройка под автосалон не слишком, как выяснилось, преуспела- они
в самом деле с окон-то и начали, ну а внутри оставалось как было. Даже
практически не тронутыми остались кресла в зале. Понятно, что баптисты их не
выкидывали, а вот то, что их не разокрали впоследствии, было странно. Кроме
того, зал могли просто изуродовать и сжечь. Но красть было трудно, раз тут
все заперто, а изуродовать... что же, частично и изуродовали. Пахло тут
затхло, сыростью - помещение не отапливалось, так что даже к августу оно не
просохло. К сырости добавлялся запах ветшающего дерматина кресел, гари -
какой-то угол тут все-таки когда-то подпаливали.

Как бы это можно было описать со стороны? Примерно так: как просто
зритель, он сел в кресло в 12-м ряду, возле стены, - он любил сидеть в
кинотеатрах именно так. Некоторое время он вспоминал, что ему тут
показывали. Как его сюда водили дед, отец. Как потом ходил сам на какие-то
редкие тогда западные фильмы, вот, например, на "Профессию - репортер" со
своей тогдашней девчонкой, и никак не мог вспомнить, почему они после сеанса
поругались, хотя и вспомнил, что поругались, после чего и стали постепенно
расставаться. Наверное, он уделил ей мало внимания, потому что его захватил
фильм. После, когда фильмы в его памяти закончились, он стал вспоминать все
подряд, глядя в сторону экрана, будто бы ждал, что все то, что он вспомнит,
ему покажут на простынке, проеденной тенями. Но экрана тут давно не было.
Зачем он евангелистам. Когда секонд-хенд, тогда да, еще висел.
В его черепе при этом была словно муха, нечто навязчивое - очевидно,
внутри черепа летают особые мухи. Она не замечала мозга, но была близка
ощущению давления, воздействия какой-то власти или агента возраста: должен
же у возраста быть какой-то свой агент, исполнитель, который ковыряется в
мозгу человека, подстраивая его в соответствии с годами. Чтобы желания не
слишком расходились с тем, что человеку сейчас положено и возможно.
Он сидел, привалившись правым плечом к стене, и думал, что теперь
где-то наверху, должно быть, решается его судьба. Даже и не принципиально,
но- какой-то важной детали. Документы там какие-то рассматривали.
Совещались, смотрели его анализы. Экзаменационную работу оценивали какую-то,
он ее сделал, о том и не зная. А теперь, в зависимости от результатов, его с
кем-то сведут, познакомят, куда-то переведут. Или добавят ему дополнительный