"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

страдающей стороной в этой связи стал бы, несомненно, он.

Я ее не дождался, ушел. У нее как-то странно было с режимом труда и
отдыха - то с восьми утра до часу ночи на службе, то почти пустые дни. А
попытка что-либо понять посредством столь неприличного дела, как этот обыск,
провалилась. У нее даже если бы все ее ходы и были записаны (вот, этими
вещичками в квартире), то и тогда бы большая часть из них относилась к
какой-то неизвестной для меня игре. В другом пространстве.


Две безвылазных недели

Между тем перевод шел плохо, так что следующие недели я работал, разве
что пару раз в день выходя в магазин. Хватило бы и одного, но второй я уж
придумывал, потому что дома сидеть было невмоготу. Вдобавок лишних денег не
было, так что интернета не стало. Эти недели проходили в полном одиночестве,
в гости ко мне почти никто не заходил и на улице никто не встречался. Даже к
Галкиной, ключи отдать, я не зашел. Сначала забыл, а потом рассудил, что
если бы они ей были нужны, то зашла бы сама, она у меня бывала, я ей
какую-то музыку давал слушать, ну а в конце мая - начале июня, когда в ее
части улицы отключили горячую воду, она ко мне мыться ходила - я ей тогда
тоже запасной ключ выдал. Тоже у нее остался, кстати. Словом, я на нее
обиделся за то, что она пропала. Ну, может быть, она писала мне мейлы, но уж
если нет ответов, то можно было бы и позвонить. За кран поблагодарить хотя
бы.


Уже август

Разумеется, и по части моего историографства, и по части Голема не
произошло никаких прорывов, если не считать того, что однажды зашел Башилов,
сообщивший, что отправляется в Непал. Как ни странно, он и в самом деле туда
отправлялся на недолгое время, но я так и не понял, с какой стати и за чей
счет, а заходил он с тем, чтобы осведомиться о какой-то особенности той
местности. В этом он был прав, потому что у переводчиков - первое дело иметь
в доме кучу всяких словарей, справочников и энциклопедий. Но это было в
начале моего отшельничества, а его последние дни проходили в одиночестве,
пару раз нарушенном моей подружкой (не Галкиной), с которой у нас была
какая-то не слишком увлекающая обоих и тем более не обязывающая (ее - в
любом случае) связь.

Она была такая животная что ли девушка. У всех, например, лицо в
профиль смахивает на рыбье, но у нее отчетливо было рыбьим, разве что
маленьких плавников, вместо сережек, за ушами не хватало. Она была крупной
чувственной - как сказали бы в древних романах и были бы тут совершенно
правы - нижней челюстью и, логично, сильно выступавшей нижней губой. Все у
нее было так гладко, словно ее тело было устроено специально для того, чтобы
в нее входили в максимальном разнообразии вариантов взаимного расположения,
при разной соразмерности партнеров. Чуть кривоватые ноги, о-образные,
конечно, как бы все время что-то заранее обхватывали, а сочленения в