"Гавриил Александрович Левинзон. Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Домой он решил возвращаться пешком, благо над Лондоном светило
солнышко. Когда Дербервиль проходил то ли мимо Тауэра, то ли мимо
Букингемского дворца, вдовствующая королева улыбнулась ему из окошка -
Дербервиль поклонился ей, приподняв цилиндр. Дома Дербервиль сел в свое
любимое кресло и закурил свою любимую трубку, которую он собственноручно
выстрогал из вишневого корня. Дербервиль не признавал сигар, предпочитая
им крепкий матросский табак. Он вообще был человеком с причудами и часто
повергал в изумление своих именитых друзей.


Я стал читать английские книги, но книга о Дербервиле мне почему-то
до сих пор не попалась. Можно было бы спросить у Чувала, что это за книга,
но мне не хотелось: Дербервиль игнорировал этого человека.
Зато папа взял шефство над Чувалом: вспомнилось ему, наверно, что он
был когда-то учителем. Чувал стал к нам звонить, и, если я подходил к
телефону, он говорил:
- Здравствуй, Быстроглазый! Позови, пожалуйста, своего папу.
Теперь он на меня смотрел каким-то новым взглядом. Я разобрался в
этом взгляде: твой папа замечательный человек, не то что ты. "Ладно", -
подумал я, и однажды, когда Чувал позвонил, я сказал:
- Подожди немного, мальчик, папа принимает ванну.
А папы дома не было. Я большой специалист по телефонным розыгрышам.
Пусть-ка постоит с трубкой в руке. Воображает, что разбирается в моем папе
лучше меня. Никогда он не поймет, что папа просто смешной, наивный
человек. И неудачник.


О том, как я чуть было не попал в прескверную историю, но, к
счастью, вовремя спохватился и дал себе обет быть благоразумным.
В этой главе вы узнаете о том, как я обзавелся живой мечтой, и
получите первый, очень ценный совет

По дороге в школу, на узкой плывущей вниз улице, я останавливаюсь у
сетчатой ограды, за которой запущенный сад с лопухами, кустами смородины и
бузины и одноэтажный кирпичный дом - таинственное место. Хочется узнать
новенькое о людях, которые здесь живут. Их трое: дед в очках, невиданных,
допотопных, как будто специально для него сделанных, чтоб подходили к его
бородке, трости и брюкам, которые ветер треплет вовсю, потому что они
широченные; второй житель этого дома - женщина, молодая, но не очень-то
красивая, она всегда ходит быстро и улыбается чему-то, наверно, о дочке
своей вспоминает; с дочкой ее я знаком хорошо: она застенчивая; если
скажет что-нибудь, то обязательно покраснеет и взглянет на тебя, чтоб
проверить, понравилось ли тебе то, что она сказала.
С этим домом у меня давние отношения: первого сентября я распутываю
проволоку, восстанавливаю дыру между железным столбиком и отставшей
сеткой, я протискиваюсь через этот лаз в сад и забираюсь на высокую
яблоню, которая в соседстве с кленом все тянулась, тянулась к солнцу и до
того вытянулась, что только мальчишке и под силу добраться до ее плодов. Я
срываю яблоки и бросаю их в траву, а Танюшка уже тут как тут - сносит их в
кучку. Никогда она первая не заговорит, а дед ее вообще со мной ни разу не