"Виктор Левашов. Кодекс бесчестия ("Кодекс чести") " - читать интересную книгу автораотсутствии меркантильности.
- Алексей Николаевич, пора, - заглянув в кабинет, напомнила секретарша, заочница юридического института. Она вынула из шкафа черную судейскую мантию и помогла Сорокину надеть ее. - Как вам идет мантия. Вы в ней такой благородный. Как лорд. В зале телевизионщики из НТВ. Вы разрешите вести съемки? - Процесс открытый. Если не последует возражений обвинения и защиты, почему нет? Возражений не последовало. Телевизионщики засняли начало суда, обвинительное заключение, и уехали. Процесс пошел по накатанной колее. Только после этого судья Сорокин внимательно рассмотрел обвиняемого и понял, почему прокурор сказал, что ему не нравится это дело. Высокий. Сухопарый. Хорошее мужское лицо с легкой азиатчинкой в приподнятых скулах и в разрезе темных безжизненных глаз. Серые от проседи волосы. В сочетании со смуглотой лица они казались париком. Смуглота была не природная, как у южан, она скорее напоминала глубоко въевшийся в кожу загар. Лицо было словно насквозь прожжено беспощадным солнцем и иссушено ветром до пергаментной серости. С 1981 года по 1984 год - служба в Афганистане. Так было написано в справке Управления кадрами Минобороны. Вот откуда этот загар. Виновным он себя не признал. На вопросы отвечал односложно. Получив разрешение сесть, опускался на скамью за решеткой и сидел неподвижно, прямо, глядя перед собой, не обращая внимания ни на судей, ни на прокурора, ни на За двадцать лет работы судьей перед Сорокиным прошли многие сотни обвиняемых. Одни изворачивались, другие держались с показной бравадой, третьи пытались убедить суд в том, что все было не так, как показывают свидетели, а так, как излагают дело они. За время следствия они настолько сживались со своей версией случившегося с ними, что искренне верили, что так оно все и было. Были и смирившиеся. Но такого безразличия к своей участи судья Сорокин не встречал никогда. Он нашел в деле заключение судебно-психиатрической экспертизы и перечитал его. У психиатров института имени Сербского вменяемость Калмыкова не вызвала никаких сомнений. Состояние исследуемого было классифицировано как эбулия: "Отсутствие побуждений, утрата желаний, полная безучастность и равнодушие к любым проявлениям жизни". Эксперты ошиблись. Этот человек был не равнодушный к жизни. Он был мертвый. Это состояние подсудимого предопределило и атмосферу в зале. Процесс шел гладко, но тягостно. Даже Кучеренов не возникал. Он сидел с видом человека, который знает, что его время придет. Публики с самого начала было немного - местные пенсионеры, любители судов, особенно бракоразводных процессов, случайные посетители, оказавшиеся в здании суда по своим делам и из любопытства заглянувшие на процесс. После перерыва на обед никого из них не осталось. Лишь в первом ряду сусликом торчал не пропускавший ни одного суда маленький неопрятный старик с |
|
|