"Виктор Левашов. Кодекс бесчестия ("Кодекс чести") " - читать интересную книгу автора

себя забыть об увиденном участковый не мог. Потому что в шкафу стоял штатив
с укрепленной на нем стереотрубой. В сочетании с видом из окна комнаты на
элитный дом на Больших Каменщиках и подъездные площадки, к которым
подкатывали дорогие машины, это говорило о многом. Это говорило о том, что
телефонному анониму, возможно, и не почудился силуэт высокого худого
человека со снайперской винтовкой в ярко освещенном окне.
Свои наблюдения участковый изложил в рапорте. После недолгих
размышлений следователь районной прокуратуры вынес постановление о
проведении обыска, рассудив, что в наше неспокойное время лучше
перестраховаться. Если обыск не даст результатов - что ж, придется
извиниться. Ничего страшного.

Обыск дал результаты. На самодельных антресолях над гардеробом, где
были сложены картонные коробки со старой обувью и тряпьем, оперативники
обнаружили на дне одной из коробок перевязанный шпагатом пакет в
крафт-бумаге. В пакете находился черный пластмассовый чемоданчик размером 37
на 27 сантиметров и толщиной 4,5 сантиметра. В специальных углублениях в нем
были уложены ствол с глушителем, ствольная коробка и приклад бесшумной
автоматической снайперской винтовки ВСС "Винторез" с полностью снаряженным
магазином на десять патронов. В этом же чемодане находились оптический
прицел ПСО-1 и ночной прицел НСПУМ-3.

Калмыкова арестовали и доставили в СИЗО "Лефортово". Через полгода
следствие было закончено и дело направлено в суд. Председательствовать на
процессе было поручено заслуженному юристу РФ, заместителю председателя
Таганского межмуниципального суда Алексею Николаевичу Сорокину.

II

Из всех новшеств, привнесенных в судебную систему России в
постсоветские времена, судье Сорокину больше всего нравились два. Первое:
запрещение устанавливать телефон в совещательной комнате для судей. Это
символизировало, что наконец-то покончено с "телефонным правом". Как будто
только по телефону и только в совещательной комнате судьи получали ценные
указания.
Второе новшество касалось судейских мантий, в коих господа судьи
обязаны были присутствовать в заседании. Эту новацию он тоже поначалу
воспринял не без иронии, но очень быстро ее оценил. Оценили ее и коллеги.
Шуточки насчет того, что для полноты картины не мешало бы ввести и парики,
прекратились.
Всякий раз, надевая перед началом судебного заседания мантию, поправляя
наплечники и расправляя широкие полы, Сорокин чувствовал, что он как бы
воздвигает между собой и жизнью преграду. Мантия защищала его от грязи и
крови, которые всегда незримо присутствуют в зале судебных заседаний,
предохраняла от злобы, ненависти, жалости, сострадания. Она не давала
вырваться и его гневу, ненависти, жалости и состраданию, помогала оставаться
бесстрастным.
Мантия была, как маска. Как панцирь. Он входил в радиационную зону
защищенным. И сбрасывая ее, оставлял на ней все налипшие страсти. В конце
рабочего дня он разоблачался и вешал мантию в шкаф так, как врач снимает с